Мы ответили на самые популярные вопросы - проверьте, может быть, ответили и на ваш?
- Мы - учреждение культуры и хотим провести трансляцию на портале «Культура.РФ». Куда нам обратиться?
- Как предложить событие в «Афишу» портала?
- Нашел ошибку в публикации на портале. Как рассказать редакции?
Подписался на пуш-уведомления, но предложение появляется каждый день
Мы используем на портале файлы cookie, чтобы помнить о ваших посещениях. Если файлы cookie удалены, предложение о подписке всплывает повторно. Откройте настройки браузера и убедитесь, что в пункте «Удаление файлов cookie» нет отметки «Удалять при каждом выходе из браузера».
Хочу первым узнавать о новых материалах и проектах портала «Культура.РФ»
Если у вас есть идея для трансляции, но нет технической возможности ее провести, предлагаем заполнить электронную форму заявки в рамках национального проекта «Культура»: . Если событие запланировано в период с 1 сентября по 31 декабря 2019 года, заявку можно подать с 16 марта по 1 июня 2019 года (включительно). Выбор мероприятий, которые получат поддержку, осуществляет экспертная комиссия Министерства культуры РФ.
Нашего музея (учреждения) нет на портале. Как его добавить?
Вы можете добавить учреждение на портал с помощью системы «Единое информационное пространство в сфере культуры»: . Присоединяйтесь к ней и добавляйте ваши места и мероприятия в соответствии с . После проверки модератором информация об учреждении появится на портале «Культура.РФ».
Лев Толстой
© Николаев А. В., иллюстрации, 2003
© Оформление серии. Издательство «Детская литература», 2003
Часть первая
В Петербурге в это время в высших кругах, с большим жаром чем когда-нибудь, шла сложная борьба партий Румянцева, французов, Марии Феодоровны, цесаревича и других, заглушаемая, как всегда, трубением придворных трутней. Но спокойная, роскошная, озабоченная только призраками, отражениями жизни, петербургская жизнь шла по-старому; и из-за хода этой жизни надо было делать большие усилия, чтобы сознавать опасность и то трудное положение, в котором находился русский народ. Те же были выходы, балы, тот же французский театр, те же интересы дворов, те же интересы службы и интриги. Только в самых высших кругах делались усилия для того, чтобы напоминать трудность настоящего положения. Рассказывалось шепотом о том, как противоположно одна другой поступили, в столь трудных обстоятельствах, обе императрицы. Императрица Мария Феодоровна, озабоченная благосостоянием подведомственных ей богоугодных и воспитательных учреждений, сделала распоряжение об отправке всех институтов в Казань, и вещи этих заведений уже были уложены. Императрица же Елизавета Алексеевна на вопрос о том, какие ей угодно сделать распоряжения, с свойственным ей русским патриотизмом изволила ответить, что о государственных учреждениях она не может делать распоряжений, так как это касается государя; о том же, что лично зависит от нее, она изволила сказать, что она последняя выедет из Петербурга.
У Анны Павловны 26-го августа, в самый день Бородинского сражения, был вечер, цветком которого должно было быть чтение письма преосвященного, написанного при посылке государю образа преподобного угодника Сергия. Письмо это почиталось образцом патриотического духовного красноречия. Прочесть его должен был сам князь Василий, славившийся своим искусством чтения. (Он же читывал и у императрицы.) Искусство чтения считалось в том, чтобы громко, певуче, между отчаянным завыванием и нежным ропотом переливать слова, совершенно независимо от их значения, так что совершенно случайно на одно слово попадало завывание, на другие – ропот. Чтение это, как и все вечера Анны Павловны, имело политическое значение. На этом вечере должно было быть несколько важных лиц, которых надо было устыдить за их поездки во французский театр и воодушевить к патриотическому настроению. Уже довольно много собралось народа, но Анна Павловна еще не видела в гостиной всех тех, кого нужно было, и потому, не приступая еще к чтению, заводила общие разговоры.
Новостью дня в этот день в Петербурге была болезнь графини Безуховой. Графиня несколько дней тому назад неожиданно заболела, пропустила несколько собраний, которых она была украшением, и слышно было, что она никого не принимает и что вместо знаменитых петербургских докторов, обыкновенно лечивших ее, она вверилась какому-то итальянскому доктору, лечившему ее каким-то новым и необыкновенным способом.
Все очень хорошо знали, что болезнь прелестной графини происходила от неудобства выходить замуж сразу за двух мужей и что лечение итальянца состояло в устранении этого неудобства; но в присутствии Анны Павловны не только никто не смел думать об этом, но как будто никто и не знал этого.
– On dit que la pauvre comtesse est très mal. Le médecin dit que c’est l’angine pectorale.
– L’angine? Oh, c’est une maladie terrible!
– On dit que les rivaux se sont reconciliés grâce à l’angine…
Слово angine повторялось с большим удовольствием.
– Le vieux comte est touchant à ce qu’on dit. Il a pleuré comme un enfant quand le médecin lui a dit que le cas était dangereux.
– Oh, ce serait une perte terrible. C’est une femme ravissante.
– Vous parlez de la pauvre comtesse, – сказала, подходя, Анна Павловна. – J’ai envoyé savoir de ses nouvelles. On m’a dit qu’elle allait un peu mieux. Oh, sans doute, c’est la plus charmante femme du monde, – сказала Анна Павловна с улыбкой над своей восторженностью. – Nous appartenons à des camps différents, mais cela ne m’empêche pas de l’éstimer, comme elle le mérite. Elle est bien malheureuse , – прибавила Анна Павловна.
Полагая, что этими словами Анна Павловна слегка приподнимала завесу тайны над болезнью графини, один неосторожный молодой человек позволил себе выразить удивление в том, что не призваны известные врачи, а лечит графиню шарлатан, который может дать опасные средства.
– Vos informations peuvent être meilleures que les miennes, – вдруг ядовито напустилась Анна Павловна на неопытного молодого человека. – Mais je sais de bonne source que ce médecin est un homme très savant et très habile. C’est le médecin intime de la Reine d’Espagne . – И таким образом уничтожив молодого человека, Анна Павловна обратилась к Билибину, который в другом кружке, подобрав кожу и, видимо, сбираясь распустить ее, чтобы сказать un mot, говорил об австрийцах.
– Je trouve que c’est charmant! – говорил он про дипломатическую бумагу, при которой отосланы были в Вену австрийские знамена, взятые Витгенштейном, le héros de Pétropol (как его называли в Петербурге).
– Как, как это? – обратилась к нему Анна Павловна, возбуждая молчание для услышания mot, которое она уже знала.
И Билибин повторил следующие подлинные слова дипломатической депеши, им составленной:
– L’Empereur renvoie les drapeaux Autrichiens, – сказал Билибин, – drapeaux amis et égarés qu’il a trouvé hors de la route , – докончил Билибин, распуская кожу.
– Charmant, charmant , – сказал князь Василий.
– C’est la route de Varsovie peut-être , – громко и неожиданно сказал князь Ипполит. Все оглянулись на него, не понимая того, что он хотел сказать этим. Князь Ипполит тоже с веселым удивлением оглядывался вокруг себя. Он так же, как и другие, не понимал того, что значили сказанные им слова. Он во время своей дипломатической карьеры не раз замечал, что таким образом сказанные вдруг слова оказывались очень остроумны, и он на всякий случай сказал эти слова, первые пришедшие ему на язык. «Может, выйдет очень хорошо, – думал он, – а ежели не выйдет, они там сумеют это устроить». Действительно, в то время как воцарилось неловкое молчание, вошло то недостаточно патриотическое лицо, которого ждала для обращения Анна Павловна, и она, улыбаясь и погрозив пальцем Ипполиту, пригласила князя Василия к столу, и, поднося ему две свечи и рукопись, попросила его начать. Все замолкло.
– Всемилостивейший государь император! – строго провозгласил князь Василий и оглянул публику, как будто спрашивая, не имеет ли кто сказать что-нибудь против этого. Но никто ничего не сказал. – «Первопрестольный град Москва, Новый Иерусалим, приемлет Христа своего, – вдруг ударил он на слове своего, – яко мать во объятия усердных сынов своих, и сквозь возникающую мглу, провидя блистательную славу твоея державы, поет в восторге: «Осанна, благословен грядый!» – Князь Василий плачущим голосом произнес эти последние слова.
Билибин рассматривал внимательно свои ногти, и многие, видимо, робели, как бы спрашивая, в чем же они виноваты? Анна Павловна шепотом повторяла уже вперед, как старушка молитву причастия: «Пусть дерзкий и наглый Голиаф…» – прошептала она.
Князь Василий продолжал:
– «Пусть дерзкий и наглый Голиаф от пределов Франции обносит на краях России смертоносные ужасы; кроткая вера, сия праща российского Давида, сразит внезапно главу кровожаждущей его гордыни. Се образ преподобного Сергия, древнего ревнителя о благе нашего отечества, приносится вашему императорскому величеству. Болезную, что слабеющие мои силы препятствуют мне насладиться любезнейшим вашим лицезрением. Теплые воссылаю к небесам молитвы, да всесильный возвеличит род правых и исполнит во благих желания вашего величества».
– Quelle force! Quel style! – послышались похвалы чтецу и сочинителю. Воодушевленные этой речью, гости Анны Павловны долго еще говорили о положении отечества и делали различные предположения об исходе сражения, которое на днях должно было быть дано.
– Vous verrez , – сказала Анна Павловна, – что завтра, в день рождения государя, мы получим известие. У меня есть хорошее предчувствие.
Предчувствие Анны Павловны действительно оправдалось. На другой день, во время молебствия во дворце по случаю дня рождения государя, князь Волконский был вызван из церкви и получил конверт от князя Кутузова. Это было донесение Кутузова, писанное в день сражения из Татариновой. Кутузов писал, что русские не отступили ни на шаг, что французы потеряли гораздо более нашего, что он доносит второпях с поля сражения, не успев еще собрать последних сведений. Стало быть, это была победа. И тотчас же, не выходя из храма, была воздана Творцу благодарность за его помощь и за победу.
Предчувствие Анны Павловны оправдалось, и в городе все утро царствовало радостно-праздничное настроение духа. Все признавали победу совершенною, и некоторые уже говорили о пленении самого Наполеона, о низложении его и избрании новой главы для Франции.
Вдали от дела и среди условий придворной жизни весьма трудно, чтобы события отражались во всей их полноте и силе. Невольно события общие группируются около одного какого-нибудь частного случая. Так теперь главная радость придворных заключалась столько же в том, что мы победили, сколько и в том, что известие об этой победе пришлось именно в день рождения государя. Это было как...
Лев Николаевич Толстой
ВОЙНА И МИР
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
I
Еh bien, mon prince. Gênes et Lucques ne sont plus que des apanages, des поместья, de la famille Buonaparte. Non, je vous préviens, que si vous ne me dites pas, que nous avons la guerre, si vous vous permettez encore de pallier toutes les infamies, toutes les atrocités de cet Antichrist (ma parole, j"y crois) - je ne vous connais plus, vous n"êtes plus mon ami, vous n"êtes plus мой верный раб, comme vous dites. [Ну, что, князь, Генуа и Лукка стали не больше, как поместьями фамилии Бонапарте. Нет, я вас предупреждаю, если вы мне не скажете, что у нас война, если вы еще позволите себе защищать все гадости, все ужасы этого Антихриста (право, я верю, что он Антихрист) - я вас больше не знаю, вы уж не друг мой, вы уж не мой верный раб, как вы говорите.] Ну, здравствуйте, здравствуйте. Je vois que je vous fais peur, [Я вижу, что я вас пугаю,] садитесь и рассказывайте.
Так говорила в июле 1805 года известная Анна Павловна Шерер, фрейлина и приближенная императрицы Марии Феодоровны, встречая важного и чиновного князя Василия, первого приехавшего на ее вечер. Анна Павловна кашляла несколько дней, у нее был грипп , как она говорила (грипп был тогда новое слово, употреблявшееся только редкими). В записочках, разосланных утром с красным лакеем, было написано без различия во всех:
«Si vous n"avez rien de mieux à faire, M. le comte (или mon prince), et si la perspective de passer la soirée chez une pauvre malade ne vous effraye pas trop, je serai charmée de vous voir chez moi entre 7 et 10 heures. Annette Scherer».
[Если y вас, граф (или князь), нет в виду ничего лучшего и если перспектива вечера у бедной больной не слишком вас пугает, то я буду очень рада видеть вас нынче у себя между семью и десятью часами. Анна Шерер.]
Dieu, quelle virulente sortie [О! какое жестокое нападение!] - отвечал, нисколько не смутясь такою встречей, вошедший князь, в придворном, шитом мундире, в чулках, башмаках, при звездах, с светлым выражением плоского лица. Он говорил на том изысканном французском языке, на котором не только говорили, но и думали наши деды, и с теми тихими, покровительственными интонациями, которые свойственны состаревшемуся в свете и при дворе значительному человеку. Он подошел к Анне Павловне, поцеловал ее руку, подставив ей свою надушенную и сияющую лысину, и покойно уселся на диване.
Avant tout dites moi, comment vous allez, chère amie? [Прежде всего скажите, как ваше здоровье?] Успокойте друга, - сказал он, не изменяя голоса и тоном, в котором из-за приличия и участия просвечивало равнодушие и даже насмешка.
Как можно быть здоровой… когда нравственно страдаешь? Разве можно оставаться спокойною в наше время, когда есть у человека чувство? - сказала Анна Павловна. - Вы весь вечер у меня, надеюсь?
А праздник английского посланника? Нынче середа. Мне надо показаться там, - сказал князь. - Дочь заедет за мной и повезет меня.
Я думала, что нынешний праздник отменен. Je vous avoue que toutes ces fêtes et tous ces feux d"artifice commencent à devenir insipides. [Признаюсь, все эти праздники и фейерверки становятся несносны.]
Ежели бы знали, что вы этого хотите, праздник бы отменили, - сказал князь, по привычке, как заведенные часы, говоря вещи, которым он и не хотел, чтобы верили.
Ne me tourmentez pas. Eh bien, qu"a-t-on décidé par rapport à la dépêche de Novosiizoff? Vous savez tout. [Не мучьте меня. Ну, что же решили по случаю депеши Новосильцова? Вы все знаете.]
Как вам сказать? - сказал князь холодным, скучающим тоном. - Qu"a-t-on décidé? On a décidé que Buonaparte a brûlé ses vaisseaux, et je crois que nous sommes en train de brûler les nôtres. [Что решили? Решили, что Бонапарте сжег свои корабли; и мы тоже, кажется, готовы сжечь наши.] - Князь Василий говорил всегда лениво, как актер говорит роль старой пиесы. Анна Павловна Шерер, напротив, несмотря на свои сорок лет, была преисполнена оживления и порывов.
Быть энтузиасткой сделалось ее общественным положением, и иногда, когда ей даже того не хотелось, она, чтобы не обмануть ожиданий людей, знавших ее, делалась энтузиасткой. Сдержанная улыбка, игравшая постоянно на лице Анны Павловны, хотя и не шла к ее отжившим чертам, выражала, как у избалованных детей, постоянное сознание своего милого недостатка, от которого она не хочет, не может и не находит нужным исправляться.
В середине разговора про политические действия Анна Павловна разгорячилась.
Ах, не говорите мне про Австрию! Я ничего не понимаю, может быть, но Австрия никогда не хотела и не хочет войны. Она предает нас. Россия одна должна быть спасительницей Европы. Наш благодетель знает свое высокое призвание и будет верен ему. Вот одно, во что я верю. Нашему доброму и чудному государю предстоит величайшая роль в мире, и он так добродетелен и хорош, что Бог не оставит его, и он исполнит свое призвание задавить гидру революции, которая теперь еще ужаснее в лице этого убийцы и злодея. Мы одни должны искупить кровь праведника… На кого нам надеяться, я вас спрашиваю?… Англия с своим коммерческим духом не поймет и не может понять всю высоту души императора Александра. Она отказалась очистить Мальту. Она хочет видеть, ищет заднюю мысль наших действий. Что они сказали Новосильцову?… Ничего. Они не поняли, они не могут понять самоотвержения нашего императора, который ничего не хочет для себя и всё хочет для блага мира. И что они обещали? Ничего. И что обещали, и того не будет! Пруссия уж объявила, что Бонапарте непобедим и что вся Европа ничего не может против него… И я не верю ни в одном слове ни Гарденбергу, ни Гаугвицу. Cette fameuse neutralité prussienne, ce n"est qu"un piège. [Этот пресловутый нейтралитет Пруссии - только западня.] Я верю в одного Бога и в высокую судьбу нашего милого императора. Он спасет Европу!… - Она вдруг остановилась с улыбкою насмешки над своею горячностью.
17.12.2013145 лет назад в России произошло крупнейшее литературное событие — вышло в свет первое издание романа Льва Толстого «Война и мир». Отдельные главы романа издавались и ранее — первые две части Толстой начал публиковать в «Русском вестнике» Каткова за несколько лет до этого, однако «каноническая», полная и переработанная, версия романа вышла лишь спустя несколько лет. За полтора столетия своего существования этот мировой шедевр и бестселлер оброс и массой научных исследований, и читательскими легендами. Вот несколько интересных фактов о романе, которые вы, возможно, не знали.
Как сам Толстой оценивал «Войну и мир»?
Лев Толстой весьма скептически относился к своим «главным произведениями» — романам «Война и мир» и Анна Каренина«. Так, в январе 1871 года он отправил Фету письмо, в котором написал: «Как я счастлив... что писать дребедени многословной вроде „Войны“ я больше никогда не стану». Спустя почти 40 лет он не изменил своего мнения. 6 декабря 1908 года в дневнике писателя появилась запись: «Люди любят меня за те пустяки — „Война и мир“ и т. п., которые им кажутся очень важными». Есть и ещё более позднее свидетельство. Летом 1909 года один из посетителей Ясной Поляны выражал свой восторг и благодарность к тому времени общепризнанному классику за создание «Войны и мира» и «Анны Карениной». Ответ Толстого был таков: «Это всё равно, что к Эдисону кто-нибудь пришёл и сказал бы: „Я очень уважаю вас за то, что вы хорошо танцуете мазурку“. Я приписываю значение совсем другим своим книгам».
Был ли Толстой искренен? Возможно, была тут доля авторского кокетства, хотя весь образ Толстого-мыслителя сильно противоречит этой догадке — уж слишком серьёзным и непритворным человеком он был.
«Война и миръ» или «Война и міръ»?
Название «Война мир» настолько привычно, что уже въелось в подкорку. Если спросить любого мало-мальски образованного человека, какое главное произведение русской литературы всех времён, добрая половина не задумываясь скажет: «Война и мир». Между тем у романа были разные варианты названия: «1805 год» (под этим названием был даже опубликован отрывок из романа), «Всё хорошо, что хорошо кончается» и «Три поры».
С названием шедевра Толстого связана известная легенда. Часто название романа пытаются обыгрывать. Утверждая, что сам автор заложил в него некоторую двузначность: то ли Толстой имел в виду противопоставление войны и мира как антонима войны, то есть спокойствия, то ли употреблял слово «мир» в значении община, сообщество, земля...
Но дело в том, что во времена, когда роман увидел свет, такой многозначности быть не могло: два слова, хотя и произносились одинаково, писались по-разному. До орфографической реформы 1918 года в первом случае писалось «миръ» (покой), а во втором — «міръ» (Вселенная, общество).
Существует легенда, что Толстой якобы использовал в названии слово «міръ», однако всё это следствие простого недоразумения. Все прижизненные издания романа Толстого выходили под названием «Война и миръ», и сам он писал название романа по-французски как «La guerre et la paix». Как же могло прокрасться в название слово «міръ»? Тут история раздваивается. Согласно одной из версий, именно такое название было собственноручно написано на документе, поданном Львом Толстым М. Н. Лаврову — служащему типографии Каткова при первой полной публикации романа. Весьма возможно, действительно имела место описка автора. Так и возникла легенда.
Согласно другой версии, легенда могла появиться позднее вследствие опечатки, допущенной при издании романа под редакцией П. И. Бирюкова. В издании, вышедшем в 1913 году, заглавие романа воспроизводится восемь раз: на титульном листе и на первой странице каждого тома. Семь раз напечатано «миръ» и лишь один раз — «міръ», зато на первой странице первого тома.
Об источниках «Войны и мира»
При работе над романом Лев Толстой очень серьёзно подошёл к своим источникам. Он прочёл массу исторической и мемуарной литературы. В толстовском «списке использованной литературы» были, например, такие академические издания, как: многотомное «Описание Отечественной войны в 1812 году», история М. И. Богдановича, «Жизнь графа Сперанского» М. Корфа, «Биография Михаила Семёновича Воронцова» М. П. Щербинина. Использовал писатель и материалы французских историков Тьера, А. Дюма-старшего, Жоржа Шамбре, Максимельена Фуа, Пьера Ланфре. Фигурируют там и исследования о масонстве и, разумеется, воспоминания непосредственных участников событий — Сергея Глинки, Дениса Давыдова, Алексея Ермолова и многих других, солидным был и список французских мемуаристов, начиная с самого Наполеона.
559 персонажей
Исследователи подсчитали точное количество героев «Войны и мира» — их в книге встречается ровно 559, и 200 из них — вполне исторические лица. У многих из оставшихся есть реальные прототипы.
Вообще, работая над фамилиями вымышленных персонажей (придумать имена и фамилии для полутысячи человек — уже немалый труд), Толстой пользовался такими тремя основными путями: использовал реальные фамилии; видоизменял реальные фамилии; создавал абсолютно новые фамилии, но по моделям реальных.
Многие эпизодические герои романа носят вполне исторические фамилии — в книге упоминаются Разумовские, Мещерские, Грузинские, Лопухины, Архаровы и др. А вот главные герои, как правило, имеют вполне узнаваемые, но все же ненастоящие, зашифрованные фамилии. Причиной этого обычно называют нежелание писателя показать связь персонажа с каким-нибудь конкретным прототипом, у которого Толстой брал лишь некоторые черты. Таковы, например, Болконский (Волконский), Друбецкой (Трубецкой), Курагин (Куракин), Долохов (Дорохов) и другие. Но, конечно, не мог Толстой полностью отказаться от вымысла — так, на страницах романа появляются звучащие вполне благородно, но всё же не связанные с конкретной семьёй фамилии — Перонская, Чатров, Телянин, Десаль и т. д.
Известны и реальные прототипы многих героев романа. Так, Василий Дмитриевич Денисов — друг Николая Ростова, его прототипом стал знаменитый гусар и партизан Денис Давыдов.
Знакомая семьи Ростовых Мария Дмитриевна Ахросимова была списана с вдовы генерал-майора Настасьи Дмитриевны Офросимовой. Кстати, она была настолько колоритна, что появилась и в ещё одном знаменитом произведении — почти портретно её изобразил в своей комедии «Горе от ума» Александр Грибоедов.
Её сын, бретёр и кутила Фёдор Иванович Долохов, а позднее один из лидеров партизанского движения воплотил в себе черты сразу нескольких прототипов — героев войны партизан Александра Фигнера и Ивана Дорохова, а также знаменитого дуэлянта Фёдора Толстого-Американца.
Старый князь Николай Андреевич Болконский, престарелый екатерининский вельможа, был навеян образом деда писателя по матери, представителя рода Волконских.
А вот княжну Марию Николаевну, дочь старика Болконского и сестру князя Андрея, Толстой увидел в Марии Николаевне Волконской (в замужестве Толстой), своей матери.
Экранизации
Все мы знаем и ценим знаменитую советскую экранизацию «Войны и мира» Сергея Бондарчука, вышедшую на экраны в 1965 году. Известна и постановка «Войны и мира» Кинга Видора 1956 года, музыку к которой написал Нино Рота, а главные роли сыграли голливудские звёзды первой величины Одри Хепберн (Наташа Ростова) и Генри Фонда (Пьер Безухов).
А первая экранизация романа появилась спустя всего несколько лет после смерти Льва Толстого. Немая картина Петра Чардынина вышла в свет в 1913 году, одну из главных ролей (Андрея Болконского) в картине сыграл знаменитый актер Иван Мозжухин.
Некоторые цифры
Толстой писал и переписывал роман на протяжении 6 лет, с 1863 по 1869 год. Как подсчитали исследователи его творчества, автор вручную переписал текст романа 8 раз, а отдельные эпизоды переписывал более 26 раз.
Первая редакция романа: в два раза короче и в пять раз интереснее?
Не все знают, что помимо общепринятой существует и другая версия романа. Это та самая первая редакция, которую Лев Толстой принёс в 1866 году в Москву издателю Михаилу Каткову для публикации. Но издать роман в этот раз Толстой не смог.
Катков был заинтересован в том, чтобы продолжать печатать его кусками в своём «Русском вестнике». Другие же издатели вообще не видели в книге коммерческого потенциала — слишком длинным и «неактуальным» казался им роман, так что они предлагали автору издать его за свой счёт. Были и другие причины: возвращения в Ясную Поляну требовала от мужа Софья Андреевна, не справлявшаяся в одиночку с ведением большого хозяйства и присмотром за детьми. Кроме того, в только что открывшейся для публичного пользования Чертковской библиотеке Толстой нашёл много материалов, которые непременно захотел использовать в своей книге. А потому, отложив издание романа, проработал над ним ещё два года. Однако первый вариант книги не исчез — он сохранился в архиве писателя, был реконструирован и опубликован в 1983 году в 94-м томе «Литературного наследства» издательства «Наука».
Вот что написал об этом варианте романа издавший его в 2007-м глава известного издательства Игорь Захаров:
«1. В два раза короче и в пять раз интереснее.
2. Почти нет философических отступлений.
3. В сто раз легче читать: весь французский текст заменён русским в переводе самого Толстого.
4. Гораздо больше мира и меньше войны.
5. Хеппи-энд...».
Что ж, наше право — выбирать...
Елена Вешкина
197. Вся Москва только и говорит, что о войне. Один из моих двух братьев уже за границей, другой с гвардией, которая выступает в поход к границе. Наш милый государь оставляет Петербург и, как предполагают, намерен сам подвергнуть свое драгоценное существование случайностям войны. Дай Бог, чтобы корсиканское чудовище, которое возмущает спокойствие Европы, было низвергнуто ангелом, которого всемогущий в своей благости поставил над нами повелителем. Не говоря уже о моих братьях, эта война лишила меня одного из отношений, самых близких моему сердцу. Я говорю о молодом Николае Ростове, который, при своем энтузиазме, не мог переносить бездействия и оставил университет, чтобы поступить в армию. Признаюсь вам, милая Мари, что, несмотря на его чрезвычайную молодость, отъезд его в армию был для меня большим горем. В молодом человеке, о котором я говорила вам прошлым летом, столько благородства, истинной молодости, которую встречаешь так редко в наш век между нашими двадцатилетними стариками! У него особенно так много откровенности и сердца. Он так чист и полон поэзии, что мои отношения к нему, при всей мимолетности своей, были одною из самых сладостных отрад моего бедного сердца, которое уже так много страдало. Я вам расскажу когда-нибудь наше прощание и всё, что говорилось при прощании. Все это еще слишком свежо… Ах! милый друг, вы счастливы, что не знаете этих жгучих наслаждений, этих жгучих горестей. Вы счастливы, потому что последние обыкновенно сильнее первых. Я очень хорошо знаю, что граф Николай слишком молод для того, чтобы сделаться для меня чем-нибудь, кроме как другом. Но эта сладкая дружба, эти столь поэтические и столь чистые отношения были потребностью моего сердца. Но довольно об этом. Главная новость, занимающая всю Москву, – смерть старого графа Безухова и его наследство. Представьте себе, три княжны получили какую-то малость, князь Василий ничего, а Пьер – наследник всего и, сверх того, признан законным сыном и потому графом Безуховым и владельцем самого огромного состояния в России. Говорят, что князь Василий играл очень гадкую роль во всей этой истории и что он уехал в Петербург очень сконфуженный. Признаюсь вам, я очень плохо понимаю все эти дела по духовным завещаниям; знаю только, что с тех пор как молодой человек, которого мы все знали под именем просто Пьера, сделался графом Безуховым и владельцем одного из лучших состояний России, – я забавляюсь наблюдениями над переменой тона маменек, у которых есть дочери-невесты, и самих барышень в отношении к этому господину, который (в скобках будь сказано) всегда казался мне очень ничтожным. Так как уже два года все забавляются тем, чтобы приискивать мне женихов, которых я большею частью не знаю, то брачная хроника Москвы делает меня графинею Безуховой. Но вы понимаете, что я нисколько этого не желаю. Кстати о браках. Знаете ли вы, что недавно всеобщая тетушка Анна Михайловна доверила мне, под величайшим секретом, замысел устроить ваше супружество. Это ни более, ни менее, как сын князя Василия, Анатоль, которого хотят пристроить, женив его на богатой и знатной девице, и на вас пал выбор родителей. Я не знаю, как вы посмотрите на это дело, но я сочла своим долгом предуведомить вас. Он, говорят, очень хорош и большой повеса. Вот все, что я могла узнать о нем.
