Протоиерей Павел Калинин

Федченко Н.Л.

Отношение к фигуре Льва Николаевича Толстого и всему творчеству великого гения как нельзя лучше определяется словом «хрестоматийность», настолько традиционным стало восприятие его героев, настолько привычна трактовка его произведений. Противоречия, отмечаемые во взглядах писателя, никак не затрагивают устоявшейся характеристики персонажей.

Не меняется положение и в работах исследователей, не относящихся к советской ветви литературоведения. Но можно ли считать общепринятые истины по-настоящему доказуемыми? И признавая героиню эпопеи «Война и мир» Наташу Ростову идеалом Толстого, воспринимать этот образ как соответствующей народному идеалу и народному православному мировидению? Попытаемся осмыслить образ героини, обратившись к анализу отрывка из романа-эпопеи «Война и мир», 17-18 глав части первой третьего тома (эпизод посещения Наташей церкви).

И.А. Есаулов в работе «Категория соборности в русской литературе» указывает на то, что особый, «православный контекст» «одного из вершинных для русской литературы произведений», романа «Война и мир», литературоведением «не только не описан, но и… даже не обозначен» . Автором отмечается «особая значимость для этого романа мотива молитвы» . В частности, ссылаясь на исследование С.Г. Бочарова «“Война и мир” Л.Н. Толстого» (М., 1978) и уточняя позицию, изложенную в нем, Есаулов пишет, что в «соборной молитве, в которой участвует Наташа Ростова, происходит как раз то сопряжение небесного и земного (выделено автором), то соборное единение в единой молитве, которое так характерно для православного богослужения, во многом определяющего и строй православной ментальности» . Причем подтверждением истинности подобного вывода для автора «Категории соборности…» (и не только для него) являются чувства героини («Напомним, что чувствует (выделено автором) Наташа всегда верно» , - говорится в тексте со ссылкой на труд Хализева В.Е., Кормилова С.И. «Роман Л.Н. Толстого “Война и мир”» (М., 1983)). Не смущает литературоведа и то, что говение героини, ее покаянное настроение рассматривается в тексте как лекарство: «Графиня, надеявшаяся, что “молитва поможет ей (Наташе) больше лекарств”, оказывается права» . Думается, уточнение, что «…покаяние (выделено автором) героини… происходило в соответствии с православным годовым циклом» ничего не проясняет в поведении и в оценке нами этого образа.

Более детальное исследование мировоззренческих взглядов Льва Николаевича, в частности, вероисповедального аспекта творчества писателя, содержится в труде М.М. Дунаева «Вера в горниле сомнений». Характеризуя рассказ Толстого «Три смерти», Дунаев говорит о том, что на примере образа мужика писатель показывает «религию природы»: «смерть мужика спокойна именно потому, что он не христианин. Мир природы, мир животного, есть для Толстого мир счастья, красоты (земной, чувственной) и гармонии» . Такой же жизнью живет семья Ростовых: она (эта семья) погружена «в стихию душевно-эмоциональную», что, «чуждых рационального расчета, имеющих малое понятие о рассудочных основах жизни» , противопоставляет Ростовых цивилизации, но, как нам представляется, никоим образом не свидетельствует об их религиозности.

«Малоцерковная» вера Платона Каратаева, как верно отмечает исследователь, для Толстого есть несомненное достоинство героя: «в том - естественность, натуральность мирочувствия на уровне мужика (выделено автором)» . Наташа же, причастная «уровню мужика, уровню народа (выделено автором) », « изначально отдается бессознательному следованию стоящим над нею законам, не снисходя до размышлений о своем месте в жизни по отношению к этим законам» , а «знаменитая сцена у дядюшки должна восприниматься как знаковый, символический образ, раскрывающий натуральное бытие Наташи (выделено автором) » . И в этом вновь - следование «религии природы». Потому не совсем ясными представляются слова Дунаева о том, что противоречие между естественным состоянием героини и непринятием ею отношений с Анатолем Курагиным снимается тем, что Наташу «спасает заложенная в ее натуре тяга к духовной жизни», так как не совсем ясна в данном случае природа этой духовности. Ведь сам исследователь, сравнивая натуры Марьи Болконской и Наташи, отмечает, что последнюю отличает скорее душевность, а не духовность, то есть, иными словами, существо Наташи ограничено земным пониманием добра. Однако эпизод говения героини рассматривается в работе в контексте истинной православности: «Наташа решается говеть - радостно. Она идет в храм и молится, искренне отдавая себя новому для нее духовному переживанию.

Смирение, с которым сопряжена молитва Наташи, является отличительным признаком ее молитвы» . И далее: «В русской (и в мировой) литературе это едва ли не самое совершенное описание внутреннего состояния человека, стоящего на молитве» . При этом остается без пояснения тот факт, что Наташа молится, «искренне отдавая себя новому для нее духовному переживанию (выделено нами)» (сравним у Толстого: «новое для Наташи чувство смирения перед великим, непостижимым, охватывало ее, когда она, в этот непривычный час утра , глядя на черный лик Божией Матери, освещенный и свечами, горевшими перед ним, и светом утра, падавшим из окна, слушала звуки службы, за которыми она старалась следить, понимая их» ).

Между тем, очевидно, что в тексте толстовского романа, во всяком случае, в эпизодах, касающихся характеристики Наташи и изображения традиций жизни семьи Ростовых, мы не увидим той естественной сопричастности православной жизни (по сути, православной народной жизни), которая в романе А.С. Пушкина выражена всего лишь одной строкой («Два раза в год они говели…»). Говоря о творчестве И.С. Шмелева, в произведениях которого молитва и молитвенное состояние героев является неотъемлемой частью эстетической реальности, С.В. Толстошей отмечает «осмысленную духовную жизнеустойчивость» героев шмелевской прозы, именно то, что отнюдь не наблюдается у героев Толстого.

Вся семья Ростовых, несущая в себе представление о семейном идеале в понимании Толстого, под говением понимает «отслушать на дому три службы». К самой Наташе желание говеть приходит «в конце Петровского поста», то есть само начало поста для героини, мучительно переживающей свой проступок, прошло незамеченным.

Подготовиться к таинствам Православной Церкви Наташа решается не по собственному духовному разумению и не по совету духовника, (о существовании такового в тексте даже не упоминается), а по предложению «отрадненской соседки».

Отходом от православных русских традиций героини является и ее «поиск» прихода, который соответствовал бы важности и исключительности переживаемого ею момента: «По совету Аграфены Ивановны, Наташа говела не в своем приходе, а в церкви, в которой, по словам набожной Беловой, был священник весьма строгий и высокой жизни» .

Принятое Наташей решение готовиться к покаянию и причастию (Покаяние - (от греч. метанойа ) - перемена мышления, изменение взгляда на мир. Русское воззрение на это понятие более глубоко и конкретно, оно основывается на исконном значении корня -кай - в славянском языке. «Слово каять изначально понималось так - назначать цену, выкуп за грех . Вот почему окаянный - это человек, который обязан искупить грех, а покаянный - это тот, кто уже платит цену за свое преступление. Неприкаянный же человек - это не искупивший своей вины, не пришедший к покаянию» .) - не более чем «занятие», долженствующее отвлечь ее от переживаний, игра («…счастье приобщиться (чувству «чистой жизни и счастья») или сообщиться, как, радостно играя этим словом, говорила ей (Наташе) Аграфена Ивановна»). Отсюда - продуманно «самое дурное… платье» и «старенькая мантилья».

Восприятие службы Наташей, с одной стороны, - рациональное («старалась следить» (за звуками службы), «понимала их», «не понимала», «сладостнее было думать», «надо… верить»), с другой, - чувственное. Наташа находится не в состоянии глубокого духовного переживания, а в состоянии экзальтации: «когда она не понимала (звуки службы), ей еще сладостнее было думать, что желание понимать все есть гордость, что понимать всего нельзя, что надо только верить и отдаваться Богу, который в эти минуты - она чувствовала - управлял ее душою» . Непонимание службы героиней - явление более чем странное, ибо речь идет о непонимании старославянского языка, на котором велась в 19 веке и ведется по сей день церковная служба. А такое непонимание человеком, получившим полноценное, то есть не подвергшееся секуляризированному влиянию, образование, вызывает удивление. Не понимая, Наташа думает о том, что не следует предаваться гордости, гордыне. Но ведь речь идет не о проникновении в тайну Божественного слова, а о постижении содержания службы, что, думается, было понятно и доступно даже малограмотному крестьянину.

Как ни странно, но доказательством «от противного» служит поведение героини перед началом службы. Искреннее осознание греха не позволило бы ей думать ни о чем, кроме раскаяния, но Наташа «по привычке рассмотрела туалеты дам, осудила… неприличный способ креститься рукой на малом пространстве…», а затем эту духовную рассеянность героиня компенсирует излишней молитвенной восторженностью.

Молитва Наташи лишена момента глубокого духовного «проживания» произносимых слов, поэтому она придумывает «себе врагов и ненавидящих для того, чтобы молиться за них» и желает «иметь их больше, чтобы любить их, молиться за них». Подобное «уничижение» себя, переживание «умиленного нетерпения в душе» и не глубоко православное, а восторженно-надуманное предание себя Божией воле («…Предаю себя твоей воле… Ничего не хочу, не желаю…») необходимо Наташе, чтобы чувствовать себя вполне хорошей («я знаю, что теперь добра, прежде я была дурная, а теперь я добра») и таким образом не иметь никаких «обязательств» перед Господом. Приобщение (не внутреннее, но внешнее) Наташи к соборной молитве не означает дальнейшего духовного развития героини: Толстой словно бы завершает путь исправления ее характера, отменив необходимость постоянного стремления человека к идеалу. Можно с уверенностью говорить, что в описании говения Наташи писатель идет не от поступка героя к определению характера, а наоборот: заданность характера определяет поступки. Поэтому данный эпизод воспринимается в единой парадигме характера героини: образ Наташи положителен, и все, что она делает, призвано это подтверждать.

Заданность, непрочувствованность эпизода автором проявляется и в описании церковной службы. Незаметные восприятию разцерковленного современного читателя, допущенные автором неточности не могли быть неведомы человеку, живущему в православном окружении 19 века. Причина их, как уже было замечено, в одном: в небрежении автора, в том, что эпизод молитвы - проходной, «необходимый» для характеристики образа, но никак не внутренне переживаемый писателем.

Описанное поведение дьякона, который выправляет, «широко отставив большой палец, длинные волосы из-под стихаря», трудно представить воочию, так как облачение его не предполагает подобного действия. Мирную ектенью, начинающуюся словами «Миром Господу помолимся», Толстой завершает так: «дьякон перекрестил вокруг груди орарь и произнес: - «Сами себя и живот наш Христу-Богу предадим»» . Здесь происходит смешение частей литургического богослужения: Великая, или мирная ектения, которая произносится диаконом после начального возгласа Литургии, оканчивается словами, завершающими 2-ю Просительную ектению перед причастием во третьей части богослужения - так называемой Литургии верных. Перекрещивание орарем груди диакон совершает после произнесения 2-ой Просительной ектеньи, а не перед, как мы видим у Толстого.

Таким образом, признавая Льва Николаевича создателем одного из величайших шедевров отечественной словесности, эпопеи, в которой в полной мере отразился героический дух одной из самых трагических и самых славных страниц нашей истории, не стоит идеализировать его представления о мире, представления, в которых Богом подаренный гений оказался смущенным соблазном земного величия.

Литература.

1. Есаулов И.А. Категория соборности в русской литературе. - Петрозаводск, 1995.
2. Дунаев М.М. Вера в горниле сомнений. / Электронный ресурс: Режим доступа http://palomnic.org/bibl_lit/ bibl/dunaev
3. Толстой Л.Н. Война и мир. - М.: Просвещение, 1981. Т.3.
4. Толстошей С.В. О некоторых особенностях духовного реализма И.С. Шмелева / В кн.: Синергетика образования: Четвертые международные Кирилло-Мефодиевские чтения. - М., Ростов-на-Дону, 2008.
5. Миринова Т. Крест и меч. - М., 2008. - С 96.

Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже

Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.

Размещено на http :// www . allbest . ru /

• Введение
• 1. Бал в истории русского дворянского общества
• 1.1 История появления бала в России
• 1.2 Бал как важная часть жизни русского дворянства
• 1.3 Бальный костюм и его составляющие
• 1.4 Бальные танцы
• 2. Эпизод как структурный элемент текста: теоретический и методический аспекты
• 2.1 Вопросы изучения эпизода в литературоведении
• 2.2 Вопросы изучения эпизода в методике преподавания литературы
• 3. Анализ эпизодов бала в романе-эпопее Л.Н. Толстого «Война и мир»
• 3.1 Общая характеристика балов. Московский бал у Иогеля
• 3.2 Изображение «грамматики» бала
• 3.3 Субъектная организация эпизодов бала
• 3.4 Пространственно-временная организация
• 3.5 Система персонажей
• 3.6 Типология и функции эпизодов бала в романе-эпопее Л.Н. Толстого «Война и мир»
• Заключение
• Список использованной литературы

Введение

Роман-эпопея «Война и мир», на наш взгляд, самое трудное произведение, изучаемое в школе. Масштабность творчества и личности Л.Н. Толстого, глубина философских, социальных и нравственных проблем, объемная система персонажей, «лабиринт сцеплений» многочисленных событий создают определенные сложности для его чтения и осмысления десятиклассниками.

В методике изучения эпических произведений традиционным является путь выделения ключевых эпизодов, которые позволяют читателям более глубоко проникнуть в художественный мир произведения. Данный путь особенно актуален при рассмотрении крупной эпики. С одной стороны, это связано с тем, что анализ текста в школьной практике ограничен временем изучения, количеством уроков. С другой - в процессе исследования литературного произведения в школе необходимо учитывать особенности восприятия читателей-школьников, их интерес к произведению, уровень понимания историко-культурных реалий текста, сложности проблематики романа. Наконец, учитель литературы должен иметь в виду и проблемы, связанные с прочтением школьниками классического произведения большого объема.

«Мысль народная» в романе-эпопее Л. Н. Толстого является связующей идеей двух планов изображения, отраженных и в заглавии произведения, - показе жизни русского общества первой четверти XIX века в мирное и военное время. В данной выпускной квалификационной работе для рассмотрения выбраны эпизоды, которые, на наш взгляд, являются ключевыми для изображения русского дворянства в мирное время, - это эпизоды, описывающие балы и праздники, по своей структуре приближенные к балам.

Выбор для исследования эпизодов бала обусловлен следующими причинами, которые определяют актуальность работы:

1) бал - важное явление в истории культуры и жизни русского общества XVIII - начала XX веков, интерес к которому возродился в наши дни, в том числе и в среде школьников;

2) в композиции романа-эпопеи эпизоды бала играют важную роль и, на наш взгляд, противопоставлены эпизодам сражений (оппозиция «война - мир»);

3) эпизоды бала полифункциональны и позволяют в процессе анализа выйти на исследование различных уровней структуры произведения (персонажного, субъектной организации, сюжетно-фабульного, пространственно-временного и др.);

4) изучение эпизодов бала может стать реализацией внутрипредметных связей в курсе литературного образования (через сопоставительный анализ), так как изображение бала встречается в произведениях многих русских писателей (в том числе и в других произведениях Л.Н. Толстого);

5) данные эпизоды вызывают непосредственный интерес у читателей-школьников.

Роман-эпопея Л.Н. Толстого - произведение, имеющее глубокую традицию изучения, как в литературоведении, так и в методике преподавания литературы. Между тем, на наш взгляд, в научных исследованиях, недостаточное внимание уделяется комплексному углубленному анализу эпизодов бала, определению ведущих функций данных эпизодов. Не случайно, поэтому, и в методических рекомендациях по изучению «Войны и мира» в школе учителю предлагается более подробное рассмотрение только эпизода первого взрослого бала Наташи Ростовой в аспекте характеристики образов персонажей и сюжетно-фабульной организации. На практике же анализ данного эпизода зачастую заменяется просмотром фрагмента советской экранизации С.Ф. Бондарчука либо известных зарубежных киноверсий романа.

Безусловно, первый бал Наташи Ростовой - это уже не только один из ключевых эпизодов романа, это уже определенный символ эпохи, символ России. Но не менее важны для понимания проблематики произведения и интересны для изучения другие эпизоды, описывающие балы и праздники, по своей структуре приближенные к балам. В романе Л.Н. Толстого мы выделили три подобных эпизода:

1. Московский бал у Иогеля (2 том, часть 1, глава 12)

2. Бал в Петербурге, первый взрослый бал Наташи Ростовой (2 том, 3 часть, глава 14-17)

3. Бал в Вильне перед вступлением французских войск в Россию (3 том, 1 часть, 1 глава)

Объектом исследования является роман-эпопея Л.Н. Толстого «Война и мир».

Предметом исследования выступают эпизоды изображения бала в романе-эпопее Л.Н. Толстого «Война и мир», а также методика их изучения в средней школе.

Цель работы: на основе анализа эпизодов бала в романе-эпопее Л. Н. Толстого «Война и мир» определить их роль и функции в общей композиции произведения.

Задачи исследования:

1. Проанализировать научную и методическую литературу по теме исследования.

2. Проследить историю функционирования бала в России, обозначить структуру бального церемониала, определить роль бала в жизни русского дворянского общества.

3. Определить основные типы и функции эпизода как структурного элемента композиции литературного произведения; рассмотреть вопросы изучения эпизода.

4. Выявить эпизоды бала в романе-эпопее Л. Н. Толстого «Война и мир», обозначить их границы, на основе анализа текста определить идейно- художественные особенности данных эпизодов.

5. Разработать методические материалы с использованием анализа эпизода бала в романе-эпопее Л. Н. Толстого «Война и мир».

Основные положения выпускной квалификационной работы были изложены на научных студенческих конференциях ВоГУ в 2015, 2016 гг.

Структура выпускной квалификационной работы обусловлена целями исследования и состоит из введения, трех глав, заключения и списка использованной литературы.

1. Бал в истории русского дворянского общества

Бал в XIX веке являлся важной частью жизни дворянского общества. Как отмечал Ю. М. Лотман, на балу «реализовывалась общественная жизнь дворянина: он не был ни частное лицо в частном быту, ни служивый человек на государственной службе; он был дворянин в дворянском собрании, человек своего сословия среди своих» . Для понимания проблематики и композиционной роли эпизодов бала в романе Л. Н. Толстого необходимо обратиться к истории появления балов, его роли в жизни русского общества, рассмотреть бальный церемониал.

1.1 История появления бала в России

Бал (француз. bal, итальянск. ballo, немец. Ball от ballare - танцевать) - собрание многочисленного общества лиц обоего пола для танцев. Балы отличаются от других танцевальных собраний известным блеском, более строгим этикетом и заранее определенным порядком. Начало их восходит к празднествам при французском и бургундском дворах. Первый бал, о котором имеются сведения в истории, был дан в1385 году в Амьене по случаю бракосочетания Карла VI и Изабеллы Баварской.

Бал захватил Европу еще с XIV века. Со времен Марии Медичи бал начинает быть популярным во Франции, а уже со времен правления Людовика XIV становится уже неотъемлемой частью придворных празднеств.

Бальная культура в России развивается после петровских реформ, в начале XVIII века как элемент западноевропейской культуры. Бал был искусственно привит на русской почве, и в связи с этим он вступил в противоречие с традиционной культурой нашей страны и тем самым в начале своего существования нарушил некоторые основы ее общественной жизни.

Постепенно бальная культура прочно укоренилась на светских собраниях России. 26 ноября 1718 года Петр I регламентировал ассамблеи своим указом. Появление ассамблей стало одним из наиболее важных культурных символов обновленной России. Одним из главных нововведений было высвобождение женщины из плена запретов, наложенных «теремной культурой». Женщина на петровских ассамблеях приобретает статус «царицы бала». На собраниях утвердился обычай, напоминающий времена рыцарских турниров: хозяин преподносил букет цветов одной из дам, которая и становилась «царицей бала». Она распоряжалась на ассамблее.

Такие значительные перемены не могли мгновенно изменить и сознание народа, поэтому на протяжении достаточно большого периода времени имело место негативное отношение к бальной культуре. Многие откровенно порицали танцы, считали бал местом погибели души. Непривычная одежда, большое количество незнакомых лиц, с которыми необходимо было вести себя подобающим образом, танцы со всевозможными па, да и присутствие государя вносило неудобства в светский круг.

Уже во времена правления Елизаветы Петровны на придворные балы собиралось до трех тысяч человек. В обеих столицах балы становились гвоздем программ коммерческих увеселительных садов, организованных по подобию «славных лондонских, парижских и венских гульбищ» .

Проведение бала в России отличалось от заподно-европейской традиции. Особенность русского бала, по мнению А. В. Колесниковой, можно выразить формулой - «русского в русском бале, больше чем французского в французском» . Европейский бал - политкультурен, русский национально-специфичен. Объяснение этого феномена, вероятно, кроется как в особенностях русского национального характера, так и в том, что становление бальной культуры в России произошло с большим опозданием.

На светском мероприятии сохранялось исполнение русских народных танцев, что и являлось своего рода отличительной чертой русских светских собраний, поддержание не только иностранного, но и своего национального. В некоторых случаях на светском мероприятии русская народная пляска брала верх над торжественным менуэтом.

Таким образом, можно с уверенностью сказать, что в процессе развития бальной культуры европейские заимствования не смогли вытеснить «русский колорит», поэтому можно говорить о своеобразии русского бала.

1.2 Бал как важная часть жизни русского дворянства

Уже к середине XVIII века бал «сделался венцом общественным, высшим его выражением, танцы - культом, единственно достойным детей

«забав и роскоши», и в то же время чуть не единственным цементом для общения кавалеров с дамами...» .

Ради бала шили самые модные наряды, приглашали самых известных музыкантов и организовывали пышные ужины, из-за него перестраивали весь распорядок дня. Бал вынуждал бодрствовать ночью и отдыхать днем, чтобы на следующий день снова ехать на танцевальное собрание. Бал превращался в обязанность, привлекательную, но тяжелую.

Видный деятель России Н. А. Епанчин считал, что пребывание в светском обществе - это жизненная школа, которую следует пройти так же, как и школу семьи, и учебную школу.

Аристократы обязаны были проводить балы, чтобы поддержать репутацию светского человека. Сама организация бала помогала построить карьеру: «в старой Москве гостеприимный богач мог сделать себе доброе имя, приобрести положение в обществе и друзей, даже будучи ничтожным и подлым человеком», - отмечает Е. Вольская .

Продвижению карьеры способствовали танцевальные навыки, светские манеры. Если на балу молодой человек понравился высокопоставленному лицу или его супруге, то юноша мог в скором времени ждать продвижения по службе. На балах решались многие вопросы дипломатического, личного, служебного характера. Данные праздники сделались местом, где танцы и веселье становились лишь ярким фоном для всего остального.

«Бал использовался и как место обсуждения деловых вопросов, когда их решение в обычной должностной обстановке по тем или иным причинам оказывалось затруднительным. Он был местом встречи чиновников, разделенных должностной иерархией» .

Проведение бала было весьма затратным мероприятием для его устроителя. Необходимо было произвести впечатление на состоятельных людей, привыкших к роскоши и богатству, а это требовало больших материальных затрат и моральных усилий (вспомним отца Онегина, который «давал три бала ежегодно / И промотался наконец»).

Примером великолепного празднества являлся бал, данный Г. А. Потемкиным для Екатерины II в Таврическом дворце 28 апреля 1791 года по случаю взятия Измаила и заключения мира с турками. Князь Потемкин устроил поистине королевский прием: дворец освещало 140 тысяч лампад и 20 тысяч свечей, оркестр состоял из 300 музыкантов, роскошный ужин был накрыт на 42 стола и ломился от самых изысканных яств, среди которых было весьма оригинальное блюдо - запеченные воловьи глаза в соусе из золы грибов-трюфелей. В организации художественной стороны праздника принимали участие, виднейшие деятели культуры: Державин, Ле Пик, Козловский. Во время бала было показано три балета и две французские комедии, венчал, был фейерверк. Весь праздник стоил организатору 200 тысяч рублей. «Но игра стоила свеч, - отмечает современный исследователь бала А.В. Колесникова, - так как подобные празднества обеспечивали престиж и уважение в обществе» .

История европейских бальных танцев к XVII веку уже насчитывала столетия. В России же танцевать учились под надзором государя, причем данное обучение было обязательным и не подлежало обсуждению. На петровских ассамблеях танцы рассматривались как некая повинность, а уже позже, во времена царствования Екатерины I, неумение танцевать считалось большим невежеством.

Бал превратился в культ. Красиво танцевать должен был каждый член светского общества. Не танцевать было немыслимо, особенно даме времен Александра I. Овладение данным видом искусства являлось несомненным достоинством.

Как ни странно, у бала была и оборотная сторона: это физическое и эмоциональное истощение. Танцы, тем более непрекращающиеся, быстрые, проходили в месте большого скопления людей требовали больших физических усилий. Неудобные для данного вида деятельности костюмы и платья не только сковывали движения, но и подвергали свою обладательницу своего рода «пытке». Ко всему этому на балу необходимо было следить, как было сказано раньше, за своим внешним видом, словами, поведением, танцами - в общем, контролировать себя полностью, но при этом выглядеть непринужденно и приветливо. И всему этому учили, учили долго, начиная с ранних лет. Бальная культура входила в жизнь еще в детские годы в виде многочисленных уроков танцам, этикету, посещения детских балов и светских раутов.

1.3 Бальный костюм и его составляющие

Парадные туалеты того времени невольно заставляли ими восхищаться:

«По пышности мундиров, по роскоши туалетов, по богатству ливрей, по пышности убранства < ... > зрелище так великолепно, что ни один двор в мире не мог бы с ним сравниться», - писал французский посол в России М. Палеолог .

Костюм на балу XVIII - XIX вв. являлся одним из важных его компонентов. Во время петровских преобразований костюм западноевропейского образца смог окончательно вытеснить русский. Законодателем моды становится монарх. Выглядеть как монарх - значило проявлять свою верноподданническую покорность. Особый тон щегольству на балу задавала Елизавета Петровна.

Во времена Екатерины Великой была предпринята попытка регламентировать женский парадный придворный костюм с целью придания ему национального колорита. Современники вспоминали, что на балах «дамам угодно было быть в русских платьях, но только особого торжественного покроя».

Специальный указ 1834 года узаконил характер парадного женского костюма. Цвет бархата и узор золотого или серебряного шитья определялись рангом владелицы.

Статс-дамам и камер-фрейлинам появляться на балах разрешалось в верхнем зеленом бархатном платье с золотым шитьем; наставницам великих княжон - в тканях синего цвета; фрейлинам ее величества полагалась появляться в платьях пунцового цвета; а вот фрейлинам княжон - в светло- синем.

Дамам, приезжающим ко двору, предоставлялся большой спектр выбора цветов платья, его покроя, но запрещались узоры, предназначенные для придворных дам. Покрой в эту пору шел по образцу: длинные откидные рукава с открытой проймой, которые свисали почти до колен, вертикальная линия центра переда, подчеркнутая декором, как в русском сарафане. Все дама, как придворные, так и приезжающие должны были иметь с собой повойник или кокошник с вуалями.

Расцветки бальных туалетов начала XIX века были весьма разнообразны: платья из голубого атласа; светлое шелковое платье, на которое накинута кашемировая шаль с цветными полосами на кайме; розовые и бледно-желтые тона; нежно-голубые и жемчужно-серые; белый во все времена не выходил из моды и занимал одно из ведущих мест в гардеробе модниц.

Бальный костюм к середине XIX века претерпевает некоторые изменения: он начинает походить на одежду барочного покроя.

На бал девушкам рекомендовалось надевать креповое платье, украшенное спереди гирляндой и цветов, которые образовывали полукруг и оканчивались у колен двумя букетами роз, из-под которых выходят две ленты, искусно обрамляющие наряд.

В прически, чтобы следовать всем тенденциям моде той эпохи, можно было вплетать «эмалевые» повязки с жемчугами и бриллиантами.

Для дам были важны не только веяния моды и соображения собственного вкуса, но и создание неповторимого образа, заставляющего трепетать мужское сердце. Как подчеркивали многие современники той поры, наряды дам с течением времени менялись, но не менялось лишь одно - открытые бальные платья. Бал был одним из немногих мест, где дамы могли показать себя во всей красе.

В XIX веке русская аристократия привозила костюмы из Европы, в частности из Парижа, или стремилась соответствовать стандартам покроя европейского костюма.

Задача перед модницами того времени была весьма непростая: для начала необходимо неукоснительное следование моде, соответствовали правилам хорошего тона, ко всему этому бальный наряд должен быт индивидуален, гармоничен, чтобы создавался неповторимый шарм, присущий лишь его обладательнице. Ко всему прочему бальное платье не могло использоваться более 2-х раз.

Со второй половины XIX века фрак, черный или цветной, утвердился как парадная, бальная одежда мужчин, его дополнял белый жилет. Но так было не всегда. Мужчины тоже не отставали от дам и в моде полностью соответствовали своим спутницам.

В правление Павла I фрак, появившийся в России в конце XVIII века, был запрещен как символ идей революционной Франции.

Во времена правления Александра I на придворные балы полагалось приходить в военных и гражданских мундирах. Великолепию женских нарядов соответствовало золото на военных мундирах.

Одним из важных атрибутов бального наряда были перчатки. С XVII века они стали входить в моду, причем как женские, так и мужские. Это перчатки с крагами - сужающимися к кисти раструбами. Они носили не только сугубо практическое значение, но и свидетельствовали о социальном положении. В последующие эпохи считалось дурным тоном прикосновение обнаженными руками.

А.В. Колесникова отмечает: «Согласно бальному этикету, дамы появлялись на танцевальных собраниях в длинных белый шелковых перчатках выше локтя, кавалеры - в замшевых перчатках, если они были одеты в военную форму, и в лайковых, если были в штатском. Белая бальная перчатка приобретала важную функцию: скрывала морщины, изъяны, она уравновешивала молодость и старость, красоту уродливость, стирала национальные различия, превращалась в знак избранности и причисляя ее владельца к высшему свету» .

Бальные туфли того времени представляли собой тапочки с полукруглым носком, без каблука. Чаще всего они изготовлялись из плательных тканей, бархата и тонкой кожи светлых тонов. Украшались туфли вышивкой, бисером, стразами, лентами.

Еще одним важным спутником дамы, помимо ее кавалера, был веер, защищающий его владелицу как от жары в переполненном зале, так и от холода, возникшего из-за открытия окон. Позже этот аксессуар превратился в непременный атрибут наряда любой дамы, приезжающей на бал. Как грациозно раскрывались и закрывались веера - это было целое искусство. Цвет веера должен был подходить к наряду его обладательницы, но это был и своеобразный язык знаков: к примеру, для того чтобы сказать «я люблю тебя», следовало правой рукой приложить закрытый веер к сердцу. Поэтому невозможно было бездумно выбрать веер.

Таким образом, мужской и женский наряд и детали туалета были важными элементами бального церемониала.

1.4 Бальные танцы

Однообразный и безумный, Как вихорь жизни молодой,

Кружится вальса вихорь шумный...

А.С. Пушкин

Танцы - это самая зрелищная часть бала. В начале XIX века «бал становится в один ряд со словами «блеск», «шум», «вихрь», «говор», «младость», «радость». Бал - это движение, а значит - молодость и радость, а значит - яркость красок и звуков», - пишет Е. Вольская .

Однако за внешней яркостью красок и звуков стояла строгая структура бала. Танцы должны были идти в определенной последовательности, которую нарушать долгие десятилетия не дозволялось. Ю. М. Лотман отмечал: «Последовательность танцев во время бала образовывала динамическую композицию. Каждый танец, имеющий свои интонации и темп, задавал определенный стиль и не только движений, но и разговора... Цепь танцев организовывала и последовательность настроений» .

Открывал бал торжественный полонез, за ним следовал легкий, романтичный вальс, за ним - изысканная мазурка и задорная полька, а завершать вечер приходилось непринужденному котильону.

Но на балах XIX века эта четкая последовательность танцевальной программы, регламентированная еще со времен петровских ассамблей, часто не соблюдалась. Придворные балы, как правило, всегда открывались полонезом, за ним следовал вальс, французская кадриль и мазурка.

Представители царской фамилии, кроме торжественного полонеза, особое предпочтение отдавали кадрили и вальсу.

На частных балах вольностей с танцевальной программой было значительно больше. Бал мог открываться вальсом. Наиболее изобретательные танцмейстеры вносили свои коррективы в модные танцы того времени: они соединяли отдельные движения различных танцев в один, делая зрелище еще более незабываемым.

Рассмотрим подробнее каждый танец.

«Полонез был постоянной выставкой блеска, славы, значения. В XVIII столетии главным церемониальным танцем был именно полонез. Он исполнялся неопределенным числом пар и больше напоминал торжественное шествие под музыку. В России «польский» стал известен еще в допетровское время. Его считают первым европейским танцем, проникшим ко двору московских царей» .

В основе полонеза лежит «ритмический изящный и легкий шаг, который сопровождался неглубоким и плавным приседанием на третьей четверти каждого такта. В танец входили также реверансы и поклоны. В полонезе нет сложных хореографических украшений, замысловатых движений и поз. Но вместе с тем ни один танец не требует такой строгой осанки, горделивости и собранности, как полонез» .

Полонез давал возможность познакомиться друг с другом, а также незаметно влиться в общий поток опоздавшим.

Обычно во время полонеза хозяин с самой знатной гостьей бала задавали тон бала: за ними повторяли все движения. А если на балах присутствовали император и императрица, то полонез превращался в настоящее священнодействие.

Наиболее известными фигурами полонеза были «две колонны», «кресты», «лабиринт», «гирлянда», «змеиные линии».

Постепенно полонез стал упрощаться и позже он превратился лишь в торжественную прогулку. Но эта «прогулка» являлась одной из самых важных частей бала.

Как правило, вторым танцем традиционно считался вальс, который исполнялся практически сразу после завершения полонеза, и во многих случаях даже не требовал вторичного приглашения. Этимология слова вальс как нельзя лучше отражает само его значение: «кружить», «вращать».

Вальс зародился в народной среде, по большей части как смешение различных европейских танцев с многочисленными упрощениями. Вот так и возник танец, олицетворяющий «вселенную» (пары кружатся подобно движению планет вокруг солнца).

Вальс имел множество как сторонников, так и противников. «Главной причиной нападок на вальс служил тот факт, что он рушил основы эстетики салонного танца прошлых веков. Вальс был самым эротичным танцем своего времени. Кавалер и дама образовывали пару анфас, лицом друг к другу, при этом рукой кавалер поддерживал даму за талию, что считалось крайне неприличным» . Это был поистине опьяняющий танец, который разрешалось прервать, исполнив два-три тура танца.

Вальс имел несколько разновидностей, но чаще всего исполнялись французский в два па и немецкий в три.

Это танец страсти, объяснения в любви. Не случайно весь XIX век прошел под его символом. К тому же это один из немногих бальных танцев, которому удалось пройти сквозь эпохи, заставляя танцующих кружиться в вихре страстей и эмоций.

Французская кадриль была очень популярна на балах и вечерах в XIX столетии. Как ни странно, но родиной французской кадрили является Англия, и примерно в начале XVIII века этот танец попадает во Францию и уже там претерпел изменения не только в движениях, но и в названии.

Кадриль состояла из пяти фигур, которые носили весьма своеобразные названия: «la Pantalon» (штаны), «I" Ete»(лето), «La Poule» (курица), «La Pastourelle» (пастораль). Кульминационным моментом танца считалось соло кавалера. С точки зрения хореографии, этот танец был довольно сложен и требовал огромных усилий и долгой подготовки.

Французская кадриль считалась этикетным танцем. Постепенно кадриль терпела изменения, а уже к концу XIX века ее уже трудно было узнать: дамы танцевали напротив своих кавалеров, часто пар было так много, что приходилось расходиться в несколько колонн.

Кульминационной составляющей бала, несомненно, являлась мазурка. В России она обосновалась еще со времен Екатерины Великой, но одним из любимейших танцев мазурка стала лишь в начале XIX века.

«Ведущая роль в ней принадлежала кавалеру, именно от него зависело успешное исполнение танца: он выбирал фигуры, движения, переходы. Дама, подчиняясь рисунку танца, предложенному кавалером, выполняла свою партию - pas couru («легкий бег»)» .

Существовало два вида исполнения мазурки: бравурное и изысканное. Первый тип напоминал скачкообразные движения, а второй признавался единственно правильным. Мазурка завершала первое отделение вечера.

В середине XIX столетия мир захватила полька. Простой танец пришелся по вкусу не только в аристократических салонах, но и на придворных балах. Основное движение танца - полушаги, соединенные приставкой.

Первоначально полька исполнялась с постоянными фигурами, но затем с полькой, как и со многими другими танцами того времени стали происходить кардинальные изменения: упрощение фигур, их исчезновение, разные вариации.

Котильон представляет собой своеобразное интро из всех танцев, то есть это подобие игры в танцы. В него входили фигуры наиболее распространенных танцев: вальса, мазурки, польки. Первая пара следовала впереди и являлась инициатором фигур, придумывала их, а колонна в свою очередь неукоснительно следовала за движениями предыдущих пар.

Количество фигур этого танца не поддавалось счету, а танцмейстеры, старавшиеся удивить танцующих и доставить им удовольствие, продолжали придумывать все новые.

Самыми распространенными из них являлись «вино и любовь», «лишний кавалер», «имена». Также были фигуры со всякого рода предметами, имевшимися в каждом доме, танцующие надевали маски, чтобы поиграть в «Зоологический сад».

Таким образом, бал был духом эпохи, его стилем. На нем должны были соблюдаться все правила, предписания. Общество диктовало бальные манеры, культуру поведения, и все это неукоснительно нужно было соблюдать.

Организация бала имела важное значение. Бал определял тип социального поведения внутри дворянской культуры.

«Это не просто танцы, в которых как на пиру, каждый живет в свое удовольствие, а нечто прямо противоположное - одна из кульминационных точек парадного церемониала, это обязанность, чаще сословная, но не развлечение ради собственного удовольствия» .

Данное празднество представляло из себя ритуализированную процессию: строгая последовательность частей, устойчивые и обязательные компоненты, этикетные особенности. Возникла особая «грамматика» бала. Однако строгое следование всем правилам и нормам стало приближать бал к театрализованному представлению, где каждому участнику соответствовал набор определенных эмоций, стилей поведения.

Исследование грамматики бала позволяет понять особенности историко-культурной эпохи, изображенной в литературном произведении, выявить особенности изображения бала, делает более понятным авторский замысел.

2. Эпизод как структурный элемент текста: теоретический и методический аспекты

2.1 Вопросы изучения эпизода в литературоведении

В композиции литературного произведения все элементы взаимосвязаны и подчинены авторскому замыслу. Эпический художественный текст представляет собой смену эпизодов, которые определяются развитием сюжета.

Под эпизодом обычно понимают часть сюжетной организации литературного произведения. Термин восходит к древнегреческой культуре (гр. epeisodion - вставка), широко употребляется в науке и в школьном литературном образовании, входит во все специальные словари. Между тем анализ исследований показал, что разработка этого понятия не завершена, в частности, спорным остается вопрос о критериях выделения эпизода.

В.Е. Хализев определяет эпизод как «относительно самостоятельную единицу действия эпических, лироэпических и драматических произведений, фиксирующую происшедшее в замкнутых границах пространства и времени. Эпизоды могут соответствовать основным звеньям сюжета; но иногда компонент сюжета не развертывается в эпизод, либо, напротив, подается в нескольких эпизодах. Расположение эпизодов в тексте - важная грань композиции произведения» .

Эпизод рассматривается как микротекст, который, с одной стороны, имеет самостоятельную смысловую значимость и завершенную композицию, с другой - характеризуется внешней незаконченностью по отношению ко всему тексту произведения.

У каждого эпизода присутствует своя внутренняя логика, внутренний сюжет, микрокомпозиция. Важную роль в общей композиции произведения играет расположение эпизодов в тексте. По мнению Е. Е. Сергеевой, «деление на эпизоды может совпадать или не совпадать с внешней композицией произведения, то есть с делением текста на главы, действия (акты), сцены, явления и пр. Выделение эпизодов есть акт интерпретации произведения в целом; в свете той или иной интерпретации возможны различные варианты деления на эпизоды» .

В научной литературе существует несколько классификаций эпизодов. Одна из последних принадлежит Л.М. Крупчанову и связана со способом повествования в эпизодах.

1. Конкретно-повествовательные эпизоды представляют собой повествование о конкретных событиях, действиях персонажей, их поступках и т.д. Эти эпизоды могут быть только сценическими, так как изображают только то, что происходит перед глазами читателя.

2. Суммарно-повествовательные эпизоды повествуют о событиях в общих чертах, происходящих как в настоящее сюжетное время, так и с большими отступлениями и экскурсами в прошлое, вместе с авторскими комментариями, попутными характеристиками.

3. Описательные эпизоды почти полностью состоят из описаний самого различного характера: пейзажа, интерьера, места действия, тех или иных обстоятельств и ситуаций.

4. Психологические эпизоды изображают внутренние переживания, процессы психологических переживаний персонажей .

Е.Е. Сергеева также выделяет эпизоды сценические, где преобладает речь персонажей.

Также существует классификация, в которой эпизоды рассматриваются по степени значимости во всей композиции произведения.

1. Внефабульные эпизоды, или их еще по-другому называют вставные. Такого роды эпизоды не относятся к композиции произведения, но при этом имеют очень важное значение, поскольку несут на себе идейную нагрузку. Такие эпизоды помогают выявить авторскую позицию, способствуют выделению основной идеи.

2. Второстепенные эпизоды. Такие эпизоды непосредственно относятся к композиции произведения, но, как правило, напрямую не связаны с главным конфликтом. Несомненно, такого рода эпизоды несут на себе иные функции.

3. Ключевые эпизоды. Данные эпизоды непосредственно связаны с главным конфликтом и играют решающую роль в его развитии. В таких эпизодах заложена основная мысль произведения, его идея.

Актуальной остается проблема определения границ эпизода. Не всегда можно с уверенностью обозначить четкие границы того или иного эпизода. Это очень сложный процесс, так как необходимо видеть четкие грани, уловить композицию эпизода, его смысловую наполненность, выстроить систему персонажей, причем главными персонажами здесь могут быть второстепенные герои по отношению ко всему произведению в целом. Очень важно определить, какую роль данный эпизод играет для предыдущего и последующего развития сюжета, как в нем развиваются доминантные и периферийные темы и проблемы произведения, реализуются основные мотивы. Пафос анализируемого эпизода может отличаться от общего пафоса произведения. Чтобы определить место и роль рассматриваемого эпизода в сюжете произведения, нужно понять внутреннюю логику его развития - его микросюжет, который раскладывается на те же составляющие, что и «классический» порядок частей в композиции художественного произведения: экспозицию, завязку, развитие действия, кульминацию и развязку. Таким образом, определение границ эпизода - важный этап его исследования, помогающий определить его смыслообразующую роль в произведении.

В.В. Курилов в определении эпизода указывает на следующие позиции выделения эпизодов: 1) один законченный момент действия; 2) наличие двух и более персонажей; 3) единство места; 4) ограниченный промежуток времени или поступок одного из персонажей. Смена эпизодов соответственно «обусловлена изменением места и времени действия, количества участвующих в нем персонажей и изменением связей между персонажами» .

Е.Е. Сергеева уточняет данные критерии и предлагает следующие:

1) эпизод - определенный ход в развитии действия или его ретардация;

2) наличие единых пространственно-временные границ; 3) определенный состав основных персонажей или отсутствие их в эпике, когда присутствует, например, описание природы .

Э.Л. Безносов отмечает: «Событие, заключённое в конкретном эпизоде, чаще всего содержит в себе какой-то определённый мотив: встречу героев, их спор, ссору и тому подобное. Содержательная функция эпизодов, таким образом, может быть самой различной» .

Таким образом, в литературном произведении каждый эпизод имеет определенную функцию. Выделим основные функции эпизода:

1) Характерологическая

Эпизод раскрывает характер одного или нескольких персонажей, их мировоззрение, предлагает портрет героев. Часто важную роль для реализации данной функции играют опосредованные характеристики персонажей - пейзаж, интерьер.

2) Психологическая

Эта функция связана с раскрытием внутреннего состояния персонажей.

3) Сюжетообразующая

Как правило, данные эпизоды являются ключевыми в развитии фабулы и сюжета. Они могут создавать интригу, знаменовать собой новый поворот в отношениях героев, менять или замедлять ход развития действия (с помощью приемов ретроспекции и ретардации).

Отметим, что чаще всего можно говорить о полифункциональности конкретного эпизода, то есть о выполнении им двух и более функций, что усиливает его смысловую значимость.

Таким образом, «эпизод - это звено в развитии сюжета, но это и часть композиции произведения, то есть эпизод не есть простое сообщение о событии, но его изображение, в той или иной степени детализированное» .

2.2 Вопросы изучения эпизода в методике преподавания литературы

Теоретические характеристики эпизода являются основой для разработки методических моделей анализа эпизода, путей и приемов его изучения. В процессе подготовки уроков анализа эпизода перед учителем- словесником встает комплекс важных вопросов, среди которых:

1) Какова цель анализа эпизода?

2) Какой эпизод целесообразно выбрать для анализа?

3) Как данный эпизод связан с предыдущими и последующими эпизодами?

4) Какой путь анализа эпизода выбрать? Какие приемы целесообразно использовать для его исследования?

5) Какие теоретические понятия необходимы для анализа данного эпизода?

6) Какие знания и умения школьников формируются в процессе анализа эпизода?

7) Какую роль урок анализа эпизода играет в системе уроков изучения произведения?

Анализ эпизода на уроке должен проходить поэтапно. Для начала необходимо четко определить его границы. Чтобы данный эпизод не был вырван из контекста произведения, необходимо дать краткую характеристику предшествующих эпизодов, установить взаимоотношения персонажей, прослеживающиеся ранее. Отсюда уже можно будет сделать вывод о том, что дает эта сцена для понимания характеров персонажей, их душевного состояния, переживаний. Необходимо также проанализировать приемы, помогающие раскрыть характеры персонажей. После этого можно сделать определенные выводы по поводу черт характера, нравственных ориентиров, жизненных ценностей персонажей, в целом - авторской идеи. Очень важно определить место эпизода, его роль в развитии действия произведения, его смысловую нагрузку, сделать определенные выводы. Анализ эпизода помогает понять значение анализируемого эпизода в раскрытии идейного содержания всего произведения.

Очень важно учить детей вырабатывать умение замечать детали, выделять то, что на первый взгляд кажется простым, неважным. Многое в раскрытии функций эпизода зависит от нюансов, которые заключены в деталях. Как правило, многие детали несут на себе смысловую нагрузку. При анализе эпизода также стоит проследить смену настроений, переживаний персонажа, его чувств. Внесюжетные элементы, такие как: портрет, пейзаж, интерьер, вставные эпизоды, лирические отступления - всегда помогают выйти на смысловое содержание эпизода.

О.В. Цветкова выделяет два основных пути анализа эпизода:

2. Выбрать один из аспектов анализа: проблематику, систему образов, взаимосвязь частей, способы выражения авторской позиции и т.д. - и сосредоточить внимание на нем, подчинив остальные аспекты текста данному .

Эти пути анализа и определяют выбор методики анализа эпизода. Первый путь детально раскрывает значение эпизода, его функции, роль, последующее для всего произведения значение. Идти «вслед за автором» невероятно интересно: открываются значимые детали, которые невозможно было бы выявить при беглом, ознакомительном анализе эпизода; становится виден замысел автора, проявляются все линии сюжета. Но подобного рода анализ требует большого количества времени, которым учителя на уроке не всегда владеют.

В практике учительской деятельности, как правило, частотен второй путь анализа эпизода. Учителя выбирают наиболее показательные эпизоды, которые смогут раскрыть один из аспектов. Таким образом, анализ произведения превращается в поэтапный анализ всех аспектов на примере разных эпизодов. Безусловно, при анализе каждого эпизода, даже если он показателен для одного из аспектов, обязательно освещение и ряда других аспектов, которые в целом могут сформировать определенные выводы, помогающие выйти на проблематику и идейную составляющую произведения.

Как правило, обучающимся заранее предлагается план (схема) анализа эпизода, который является основой для самостоятельной индивидуальной работы дома или групповой работы в классе. Анализ методической литературы позволил нам разработать следующий план комплексного анализа эпического произведения:

1. Определить границы эпизода, место эпизода в сюжете. Дать эпизоду название.

2. Охарактеризовать событие, лежащее в основе эпизода. Определить тип эпизода.

3. Сформулировать проблему, находящуюся в центре внимания:

Персонажей (особенно в сценических эпизодах, где основой является диалог);

4. Определить центральный конфликт эпизода (микроконфликт по отношению к эпизоду или элемент развития конфликта по отношению ко всему тексту); обозначить тип конфликта.

5. Охарактеризовать структуру эпизода: какие микроэпизоды входят в его состав. Выделить элементы сюжетно-фабульной организации. Определите роль начала и финала эпизода.

6. Определить систему персонажей эпизода:

Перечислить участников эпизода;

Определить их роль в системе персонажей: главные, второстепенные; персонажи-обстоятельства и персонажи-действующие лица;

Сравнить их роль в системе персонажей эпизода и общей композиции произведения.

7. Дать характеристику главным персонажам эпизода: способ именования; портрет; речь; детали; поведение, отношение персонажей и др.

8. Выявить наличие художественных описаний: портрета, пейзажа, интерьера; охарактеризовать особенности и значение этих элементов эпизода.

9. Выявить роль художественной детали в эпизоде, определить тип детали и ее значимость.

10. Проанализировать языковые средства, используемые автором для изображения персонажей и выражения авторской позиции, определить их роль.

12. Определить общий пафос эпизода. Меняется ли он по мере развития действия?

13. Сформулировать основную мысль (идею) эпизода.

14. Определить функции эпизода в общей композиции произведения.

Подобные схемы анализа эпизодов призваны организовать мысль ученика, но не сковывать его аналитическое творчество. Безусловно, в ходе работы возможно нарушение предложенного порядка действий, необходимы собственные наблюдения ученика, не предусмотренные планом, но зам возникшие в ходе анализа текста. В любом случае отношение к плану должно быть творческим, иначе в процессе исследования эпизода возникнет проблема разрушения эмоционального читательского восприятия из-за излишней схематизации. Чтобы избежать этого, необходимо, во-первых, выбирать именно ключевые эпизоды, во-вторых, постоянно связывать часть и целое, эпизод и все произведение для сохранения целостности восприятия; в-третьих, варьировать приемы анализа.

Методисты и учителя активно разрабатывают приемы работы с эпизодом на уроке. Очень важно предусматривать такие вопросы и задания, которые создают установку на эмоциональный отклик и помогают проявиться читательскому переживанию. Среди приемов анализа эпизода выделяются следующие:

Эвристическая (аналитическая) беседа;

Комментирование чтение;

Составление плана эпизода;

Составление словаря эпизода;

Составления комментария к эпизоду;

Использование современных стратегий чтения («Дерево вопросов», «Чтение с остановками», «Мозговой штурм», «Фишбон» и др.);

Составление киносценария;

Устное словесное рисование и др.

Главное в выборе приемов - учитывать специфику литературного произведения, идейно-художественные особенности эпизодов. Важным также является и учет уровня читательского и возрастного развития школьников. Характер заданий и выбор приемов для анализа будут меняться в зависимости от возраста и подготовленности обучающихся. От этого зависит и степень самостоятельности учеников в процессе исследования текста: чем старше класс и чем выше литературное развитие школьников, тем больше степень их самостоятельности. Таким образом, при выборе путей и приемов анализа эпизода нужно помнить, что главная задача педагога - научить своих учеников понимать законы литературного произведения, определять способы реализации авторского замысла, тем самым воспитывать квалифицированного читателя.

В целом процессе анализа эпизода необходимо формировать следующие читательские умения школьников:

1. Умение правильно членить текст на составляющие его элементы, видеть границы этих частей, уметь определять основную тему микротекста. В процессе анализа эпизода ученик приобретает умение выделять ключевые эпизоды в художественном произведении, при этом указывая на их взаимосвязь.

2. Умение приводить четкие аргументы, которые помогают укрепить свое мнение, сделать его более обстоятельным и доказательным. Ученики овладевают способностью выявлять художественные детали, которые являются ключом к пониманию произведения.

3. Умение правильно производить логико-сопоставительный анализ. Эпизод, несомненно, предполагает некую самостоятельность, но все же рассматривать его отдельно от всех остальных эпизодов текста ошибочно. Поэтому максимально важно при анализе эпизода сопоставлять разные части текста, рассматривать их двояко: с одной стороны, как некую самостоятельную часть; с другой стороны, как единое неразрывное целое.

4. Умение выделять идею, смысл. В процессе анализа эпизода всегда определяется авторская позиция, которая имеет тесную взаимосвязь со всем смыслом произведения. Ученики также овладевают умением распознавать способы выражения авторской позиции. Происходит погружение в творческую лабораторию писателя.

Ключевое умение, которым должен обладать учащийся - это умение целостно воспринимать эпизод, видеть в отдельном эпизоде выражение авторской концепции мира и человека. Это самый трудный и самый творческий момент читательского труда. Все эти умения помогают переносить уже полученные знания и умения в новую ситуацию, ведь знания, полученные на уроках литературы, являются фундаментом для всех остальных дисциплин. В процессе анализа эпизода нужно помнить главное - это путь воспитания читателя, способного к сотворчеству.

3. Анализ эпизодов бала в романе-эпопее Л.Н. Толстого «Война и мир»

Бал являлся важной стороной жизни дворянского общества. Не случайно многие произведения русской литературы, описывающие жизнь дворянства, включают в себя эпизоды описания балов. В романе-эпопее Л.Н Толстого «Война и мир» эпизодов, описывающих бал, насчитывается три: московский бал у Иогеля (том II, часть 1, глава XII), бал в Петербурге (первый взрослый бал Наташи Ростовой - том II, часть 3, главы XIV - XVII)), бал в Вильне перед вступлением французских войск в Россию (том III, часть 1, глава I).

Все эпизоды бала являются важными как в развитии сюжета всего произведения, так и в судьбе отдельного персонажа.

На наш взгляд, эти эпизоды, не только тесно связаны между собой самой ситуацией бала, построены по одной модели, но и реализуют различные модели жизни дворянского общества: семья - общество; московское дворянство - петербургский высший свет - армия.

3.1 Общая характеристика балов Московский бал у Иогеля

Это были специальные балы для подростков, на которых они оттачивали свои только что выученные па. Но это и было самое лучшее веселье, на которое заглядывали и взрослые девицы, и молодые люди, отмечавшие непринужденность и легкость сего мероприятия. Устраивал данного рода празднества Петр Андреевич Иогель - московский танцмейстер, учитель танцев в Московском университете, устроитель балов. Он был приглашен в Россию Г.И. Бибиковым в 1798 году и начал свою работу с постановок балетов в усадьбе Гребнево. А в январе 1800 года Петр Андреевич начал давать первые уроки в Москве. И сразу стал модным учителем. У него проводились детские маскарады, родители свозили своих сыновей и дочек к Иогелю, шили костюмы по его советам. А спустя несколько лет Иогель начал организовывать не только детские праздники, но и общественные балы, «самые весёлые в Москве».

Особенностью этих балов было то, что на них съезжались только те, кто действительно хотел веселиться и, конечно же, танцевать, танцевать с тем озорством и непринужденностью, какие могут себе позволить тринадцати- и четырнадцатилетние девочки, в первый раз надевающие длинные платья.

Данный бал не вписывался в устои светского типичного бала того времени. Во-первых, не было хозяйки и хозяина бала, во-вторых, танцевали лишь то, что душе угодно, как то: танец с шалью, экосезы (старинный шотландский народный танец), англезы (собирательное название танцев, распространённых в Европе в XVII - XIX веках (францез, хорнайп, контрданс и др.) и, конечно, мазурку.

Зала, где проходило торжество, была взята у графа Безухова. На этом балу присутствовали Наташа, Соня, Николай Долохов, Денисов. По праву первым балом Наташи должен считаться московский бал у Иогеля, но ведь это всего лишь «подростковый» бал, а бал, соответствующий светским канонам и обычаям, состоялся в жизни Наташи чуть позже.

Бал в Петербурге.

Долгожданный для Наташи бал, при упоминании которого у нее с невероятной силой трепетало сердце и возникало пленительное ощущение праздника, был назначен на 31-е декабря, накануне нового 1810 года, бал у екатерининского вельможи. Это бал очень важный бал, поскольку на нем присутствовал дипломатический корпус и сам государь. Бал был назначен строго по канонам: в половину одиннадцатого. Английская набережная, известный дом вельможи, лоск торжества, бесчисленные огни иллюминации. Был хозяин и хозяйка торжества. На этом балу присутствовало большое число гостей, как то: государь, голландский посланник, царица Петербурга - графиня Безухова, миллионерки-невестки, Анатоль Курагин, Друбецкой, Марья Антоновна, Перонская, Пьер Безухов, семья Ростовых, Андрей Болконский и многие другие. Главными персонажами эпизода являются Наташа Ростова, Андрей Болконский, Пьер Безухов. Праздник отличался особым размахом, феерией.

Бал в Вильне перед вступлением французских войск в Россию.

Данный бал был назначен на 13 июня 1812 года. Предполагался обед, катанье на лодках, фейерверк и сам бал в Закрете, загородном доме графа Бенигсена, в Польше. Бал давал генерал-адъютант. В этот самый день Наполеон отдал приказ о переходе через Неман, и передовые войска французской армии перешли границу. Это был веселый, блестящий праздник, собравший несметное число красавиц. Гостями на этом балу были графиня Безухова, Борис Друбецкой, генерал-адъютант Балашев, Аракчеев и, конечно, сам государь. А вот главными персонажами в данном эпизоде выступили графиня Безухова и Борис Друбецкой.

Пиршество в день начала войны, и между тем это был бал, где все формальные традиции проведения балов были соблюдены.

...

Подобные документы

Определение функций художественных деталей в историческом романе "Война и мир". Роль и своеобразие костюма XIX века. Выявление особенностей использования костюмной детали в творчестве Л.Н. Толстого. Содержательная нагрузка изображения костюмов в романе.

реферат , добавлен 30.03.2014


Краткая биографическая справка из жизни Л.Н. Толстого. Школа в Ясной Поляне. Работа над романом "Война и мир". Социальный, психологический разрыв в повести писателя "Хозяин и работник". Статья Толстого "Не могу молчать", рассказы "После бала" и "За что?".

презентация , добавлен 25.09.2012


Анализ основных эпизодов романа "Война и мир", позволяющих выявить принципы построения женских образов. Выявление общих закономерностей и особенностей в раскрытии образов героинь. Исследование символического плана в структуре характеров женских образов.

дипломная работа , добавлен 18.08.2011


Тема красоты в романе-эпопее Льва Толстого "Война и мир". Сравнительный анализ образов Элен, которая считалась идеалом высшего света, и Марии Болконской, преданной своей семье. Богатство внутреннего мира как тот ориентир, к которому нужно стремиться.

эссе , добавлен 29.10.2013


История создания романа "Война и мир". Система образов в романе "Война и мир". Характеристика светского общества в романе. Любимые герои Толстого: Болконский, Пьер, Наташа Ростова. Характеристика "несправедливой" войны 1805 года.

курсовая работа , добавлен 16.11.2004


Мастерство М. Шолохова в изображении семейных и любовных отношений (Григорий и Наталья, Григорий и Аксинья). От прототипа к образу: роль женских образов и прототипов в романе-эпопее М. Шолохова "Тихий Дон". Использование исторических событий в романе.

дипломная работа , добавлен 18.07.2014


Описание образов князя Андрея Болконского (загадочного, непредсказуемого, азартного светского человека) и графа Пьера Безухова (толстого, неуклюжего кутилу и безобразника) в романе Льва Толстого "Война и мир". Выделение темы родины в творчестве А. Блока.

контрольная работа , добавлен 31.05.2010


Поиски идиллии Львом Толстым на протяжении творческого пути от повести "Детство" к роману "Война и мир". Осмысление дома в парадигме семейно-родственных отношений. Доминантная роль идиллического начала в романе "Война и мир". Лишение смерти трагичности.

статья , добавлен 25.06.2013


Патриотическая тема и война 1812 года в творчестве Пушкина. Любовь к Родине в поэзии Лермонтова: "Бородино", "Песня про купца Калашникова". Блистательно искусство прозы Л.Н. Толстого в цикле "Севастопольских рассказов", в романе-эпопее "Война и мир".

реферат , добавлен 19.01.2008


Душевный мир героев в творчестве Л.Н. Толстого. Добро и зло в романе "Преступление и наказание". Стремление к нравственному идеалу. Отражение нравственных взглядов Л.Н. Толстого в романе "Война и мир". Тема "маленького человека" в романах Достоевского.

Одним из лучших произведений русской классической литературы, несомненно, является роман-эпопея Л. Толстого «Война и мир», в котором автор с первых страниц подчеркивает противоестественность всяких конфликтов. Этому способствуют сцены с описанием мирной жизни в кругу родных и близких людей, всегда готовых понять и прийти на помощь. А понять, какие больше всего привлекали писателя в людях, поможет анализ эпизода «Именины у Ростовых».

Место сцены в романе-эпопее

Практически вся 1 часть первого тома посвящена знакомству с героями и сложившимися в их домах и обществе в целом устоями.

После описания знати, собравшейся в салоне Шерер, Л. Толстой показывает, как отмечают именины в доме Ростовых. С этой семьей связана в произведении очень важная для писателя мысль - семейная, как он сам ее обозначил. И начинается знакомство с Ростовыми и повествование об их дальнейшей судьбе со сцены, в которой собираются вместе родные и знакомые. В течение всего дня здесь царит радостная, доброжелательная обстановка, подчеркивающая, что хозяева рады каждому, кто переступил их порог. И хотя графиня, уставшая от визитов, бросает: «Ну довольно», ее слова не воспринимаются как нежелание видеть гостей. Это, в большей мере, проявление искренности и простоты - главных достоинств всех членов семьи за исключением старшей дочери Веры. Вот в этом-то и заключается главное отличие Ростовых от других "дворянских гнезд", представленных в романе.

Утренний прием

Дом графа был известен всей Москве, в том числе, хлебосольством и радушием, что докажет анализ эпизода «Именины у Ростовых». В этот день с самого утра стали подъезжать гости, чтобы поздравить мать и дочь. Графиня, женщина лет сорока пяти, принимала всех в гостиной. Рядом с ней сидела уже повзрослевшая Вера. Молодежь же, включая именинницу, тринадцатилетнюю Наташу, считала это занятие довольно скучным и потому занималась своими, более интересными делами.

Всех подъезжавших с приветливой улыбкой и теплыми словами - здесь, кстати, вместо модного французского предпочитали родной русский - встречал сам граф. Он отводил их к своей жене, а провожая, приглашал каждого гостя непременно быть на праздничном вечернем ужине, который устраивали по традиции, даже несмотря на финансовые трудности.

История с Пьером

Показательной можно считать сцену, в которой одна из гостий рассказывает историю, произошедшую накануне с незаконнорожденным сыном графа Безухова, в пьяном разгуле привязавшем полицейского к спине медведя. Это вызвало всеобщий смех и искреннее веселье. Особенно позабавился граф, живописно представивший всю описанную сцену. Стоит отметить, что у Шерер, к примеру, гости непременно попытались бы дать нравственную оценку столь неумному поведению Пьера и даже навесить на него соответствующи ярлыки.

Таким образом, именины у Ростовых - анализ эпизода это подчеркивает - говорят о простоте, естественности, отсутствии притворства и показного гостеприимства в этой семье.

Начало вечера

Граф всегда, даже в такое сложное для них время, старался устроить все по правилам - к деньгам здесь никогда не относились как к самой главной ценности в жизни. Приехавшие женщины собрались в гостиной, а мужчины отправились в кабинет хозяина: там им предстояло полюбоваться его замечательной коллекцией трубок и, естественно, обсудить политические новости, главной из которых была война. Каждый из гостей высказывал свое мнение относительно сложившейся политической обстановки, но делалось это как-то ненавязчиво и без лишних дискуссий. Особо выделялся молодой поручик Берг, который не случайно приехал на именины Наташи Ростовой (дочери) и самой графини: его прочили в женихи Вере. Часто он предпочитал молчать, наблюдая за происходящим и оценивая обстановку. Теперь же Берг увлек собравшихся рассказом о том, какое выгодное положение занимал в гвардии и как быстро продвигался по службе. При этом он совершенно не замечал, что интерес к нему скорее был вызван проявлением хвастовства и самолюбования, мало принятых в подобном кругу и вполне уместных у Анны Павловны. Это подчеркнула заключительная фраза одного из гостей, что с таким подходом к жизни Берг везде пойдет. Однако и здесь все происходило естественно, без притязаний на превосходство со стороны кого-либо из гостей или самого графа.

Долгожданная гостья

Подошло время обеда, и мужчины вернулись в гостиную. Хозяева все посматривали на дверь, что красноречиво говорило об одном: еще не все гости прибыли. Наконец, раздался шум в гостиную вошла, можно сказать, ввалилась, пятидесятиледняя Марья Дмитриевна, из-за отсутствия которой все еще не начинали праздновать именины у Ростовых. Анализ эпизода, когда все без исключения гости встали при появлении дамы, сразу же подчеркивает ее значимость в этом кругу. Несколько грубовато, но исключительно по-русски, она обращалась к встречавшему ее графу и к любимой крестнице - Наташе-"казаку", сделав по ходу пару замечаний присутствовавшему здесь Пьеру Безухову. Но именно за эту прямоту и простоту общения ее уважали и даже несколько побаивались в обеих столицах. Хотя нужно сказать, что если, как показывает анализ, именины у Ростовых без нее не начинались, то в салоне, подобном Шерер, появление Ахросимовой было бы в принципе невозможным - уж сильно отличалась она от великосветской знати с их «высокими» манерами, надменностью и притворством.

Только теперь, когда яхонтовые сережки были подарены крестнице, а молодой граф Безухов отчитан гостьей за историю с медведем, все отправились к столу.

Описание ужина

Анализ эпизода «Именины у Ростовых» показывает, что за ужином все шло, как полагается - т.е. в целом соблюдались принятые в приличия. Женщины сидели на одном конце стола, мужчины на другом. Интересно замечание автора относительно того, что хозяин, бросая взгляды на сидевшую напротив супругу, незаметно подливал гостям и себе вина, а графиня, в свою очередь, старалась не спускать с мужа глаз и замечала, как его лицо и лысина становятся все краснее. Эта деталь подчеркивает, насколько хорошо супруги изучили друг друга за годы совместной жизни.

Оживившиеся мужчины вскоре вновь заговорили о войне. Но этот вопрос волновал их больше в связи с тем, что приходилось отправлять на фронт сыновей. К примеру, вскоре должен был покинуть дом сын Ростовых, Николай. Гости вполне искренне удивляются: «И чего этот Бонапарт вздумал воевать?» Постепенно в разговор вмешиваются и молодой Николай, готовый победить или умереть за Россию, и Марья Дмитриевна, отметившая, что на все воля божья (у нее у самой на фронте были четыре сына). Таким образом, война здесь воспринималась, как страшное событие, участие в котором являлось не способом достижения званий и наград, а необходимостью и долгом каждого патриота.

Смелая шалость

Эпизод «Именины у Ростовых» подчеркивает, что за общим столом собралась вся семья, в том числе младшие ее члены. Между ними установились свои, особые отношения, на которые чувствовавшая себя уже взрослой Вера посматривала с иронией. Молодежь больше волновали взаимные симпатии и увлечения. Так притихшая Соня, бедная родственница Ростовых, весь вечер наблюдала за Николаем, с которым вскоре предстояло расстаться. Именинница Наташа переглядывалась с Борисом, также готовившимся ехать на фронт. Иногда ее внимание привлекал своим необычным видом большой и неуклюжий Пьер.

И вдруг, когда спор о войне понемногу утих и гости на каждой половине стола заговорили о своем, раздался звонкий голос Наташи. Ее обращение к матери в этот момент выглядело дерзким и противоречащим нормам этикета. Поспорив с младшим братом, она решила непременно узнать, что подадут на десерт. Ее вопрос сначала всех шокировал, однако невероятная смелость девочки, посмевшей затем вступить в диалог с самой Марьей Дмитриевной, всех изрядно повеселил. А именинница почувствовала себя настоящей героиней, и весь вечер пребывала в восторженном состоянии.

Развлечения после ужина

Именины Наташи Ростовой и ее матери продолжаются описанием игры в карты, в которой участвовали мужчины и сама Марья Дмитриевна, пением под аккомпанемент и, конечно же, танцами. Наташа допустила здесь еще одну вольность, пригласив незнакомого ей Пьера. А затем она сидела в его обществе и, обмахиваясь веером, изображала светский разговор, вызвав восхищение у своей крестной: «Какова?» Но настоящим событием стал танец в исполнении графа и Марьи Дмитриевны. Столько простоты, естественности, искренности было в их идущем из глубины души веселье и пусть не всегда ловких, но естественных движениях, что ими нельзя было не восхищаться.

Так Л. Толстой подчеркивает истинно народный характер своих любимых героев в романе-эпопее «Война и мир».

Именины Ростовых: выводы

Как уже было отмечено, в первой части произведения завязываются основные сюжетные линии и читатель знакомится с героями, чья судьба впоследствии пройдет перед его глазами. В этом плане показательно, что рядом оказываются описания приема в салоне Шерер и доме Ростовых. Их контрастное изображение помогает лучше понять достоинства русских людей, чья душа не была испорчена светом, увидеть автора и определение того, какова роль семьи, где все построено на взаимной любви, сердечности, искренности, в

Анализ эпизода «Именины у Ростовых» подтверждает и главную идею романа: человек рожден, чтобы жить в согласии с миром и с самим собой, а любая война разрушительна по своей сути.

Творческая история «Войны и мира». Основные этапы эволюции замысла. Декабристская тема в романе. Смысл названия романа.

«Война и мир» - один из величайших романов русской и мировой литературы.

В работе над новым произведением Толстой отталкивался от событий 1856 года, когда была объявлена амнистия участникам восстания 14 декабря 1825 года. Оставшиеся в живых декабристы возвращались в центральную Россию, это были представители поколения, к которому принадлежали и родители писателя. Из-за раннего сиротства он не мог хорошо знать их, но всегда стремился понять, проникнуть в суть их характеров. Интерес к людям этого поколения, в том числе к декабристам, среди которых было немало знакомых и родственников Толстых (С. Волконский и С. Трубецкой – двоюродные братья его матери), диктовался не только их участием в восстании 14 декабря 1825 года. Многие из этих людей были участниками отечественной войны 1812 года. Большое впечатление на писателя произвело знакомство с некоторыми из них.

Произведение «Война и мир» создавалось Л.Н. Толстым на протяжении 7 лет, с 1863 по 1869 год. Книга потребовала от писателя огромных усилий. В 1869 году в черновиках «Эпилога». Толстой вспоминал то «мучительное и радостное упорство и волнение» , которое он испытывал в процессе работы.

В действительности же замысел романа возник значительно раньше. Творческая история романа связана с намерением Толстого написать повесть о вернувшемся в 1856 году после каторги и ссылки бывшем декабристе Петре Лабазове, глазами которого писатель хотел показать современное общество. Увлекшись замыслом, автор постепенно решил перейти ко времени «ошибок и заблуждений» своего героя (1825), показать эпоху формирования его взглядов и убеждений (1805), показать современное состояние России (неудачное окончание Крымской войны, скоропостижная смерть Николая I, общественные настроения накануне реформы крепостного права, нравственные утраты общества), сравнить своего героя, не утратившего нравственной цельности и физической силы, с его сверстниками. Однако, как свидетельствовал Толстой, по чувству, похожему на неловкость, ему казалось неудобным писать о победах русского оружия, не рассказав о времени его поражения. Для Толстого всегда была важна достоверность психологической характеристики персонажей его произведений. Сам автор так объяснял логику развития творческого замысла: «В 1856 году я начал писать повесть с известным направлением, героем, который должен был быть декабристом, возвращающимся с семейством в Россию. Невольно от настоящего я перешел к 1825 году, эпохе заблуждений и несчастий моего героя, и оставил начатое. Но и в 1825 году герой мой был уже возмужалым, семейным человеком. Чтобы понять его, мне нужно было перенестись к его молодости, и молодость его совпадала с славной для России эпохой 1812 года… Но и в третий раз я оставил начатое… Ежели причина нашего торжества была неслучайно, но и лежала в сущности характера русского народа и войска, то характер этот должен был выразиться еще ярче в эпоху неудач и поражений… Задача моя состоит в описании жизни и столкновений некоторых лиц в период времени от 1805 до 1856 года». Так, начало романа переместилось из 1856 в 1805 год. В связи с предполагаемой хронологией роман должен был разделяться на три тома, соответствующие трем основным периодам жизни главного героя. Таким образом, исходя из творческой идеи писателя, «Война и мир» при всей своей величественности – только часть грандиозного авторского замысла, замысла, охватывающего важнейшие эпохи русской жизни, замысла, так до конца и не осуществленного Л.Н. Толстым.

Интересно, что первоначальный вариант рукописи нового романа «С 1805 по 1814 год. Роман графа Л.Н. Толстого. 1805-й год. Часть I» открывался словами: «Тем, кто знали князя Петра Кирилловича Б. в начале царствования Александра II , в 1850-х годах, когда Петр Кириллыч был возвращен из Сибири белым как лунь стариком, трудно было вообразить себе его беззаботным, бестолковым и сумасбродным юношей, каким он был в начале царствования Александра I , вскоре после приезда своего из-за границы, где он по желанию отца оканчивал свое воспитание». Так автор устанавливал связь между героем задуманного ранее романа «Декабристы» и будущего произведения «Война и мир».

На разных этапах работы автор представлял свое произведение как широкое эпическое полотно. Создавая своих полувымышленных и вымышленных героев, Толстой, как говорил он сам, писал историю народа, искал пути художественного постижения характера русского народа.

Вопреки надеждам писателя на скорое рожде­ние своего литературного детища, первые главы романа стали появляться в печати лишь с 1867 года. И два последующих года работа над ним продолжалась. Они не были еще озаглавлены «Война и мир», более того - были впоследствии подвергнуты автором жестокой правке...

От первого варианта названия - «Три поры» - Толстой отказался, поскольку в этом случае по­вествование должно было начаться с событий 1812 года. Следующий вариант - «Тысяча во­семьсот пятый год» - тоже не отвечал оконча­тельно сложившемуся замыслу. В 1866 году воз­никает название: «Все хороню, что хорошо кон­чается», констатирующее счастливый финал произведения. Очевидно, этот вариант названия не отражал масштабности действия и также был отвергнут Толстым. И лишь в конце 1867 года появилось, наконец, название «Война и мир». Мир («миръ» в старом написании, от глагола «мирить») есть отсутствие вражды, войны, несогласия, ссоры, но это лишь одно, узкое значение этого слова. В ру­кописи слово «мир» было написано с буквой «i». Если обратиться к «Толковому словарю велико­русского языка» В. И. Даля, то можно заметить, что слово «мiръ» имело более широкое истолко­вание: «М i ръ - вселенная; одна из земель вселенной; наша земля, земной шар, свет; все люди, весь свет, род человеческий; община, об­щество крестьян; сходка»[i] . Несомненно, имен­но такое объемлющее понимание этого слова имел в виду писатель, вынося его в заглавие. В противопоставлении войны, как события противоестественного жизни всех людей и всего света, и заключается главный конфликт этого произведения.

Только в декабре 1869 года вышел в свет по­следний том «Войны и мира». Со времени воз­никновения замысла произведения о декабристе прошло тринадцать лет.

Второе издание вышло практически одновре­менно с первым, в 1868-1869 годах, потому ав­торская правка была незначительной. А вот в третье издание в 1873 году Толстой внес сущест­венные изменения. Часть его, как он говорил, «военных, исторических и философских рассу­ждений» была вынесена за пределы романа и включена в «Статьи о кампании 1812 года». В этом же издании французский текст был пере­веден Толстым на русский язык, хотя он гово­рил, что «уничтожение французского иногда мне было жалко» . Это было связано с отклика­ми на роман, где высказывались недоумения в обилии французской речи. В следующем изда­нии шесть томов романа были сокращены до че­тырех. И, наконец, в 1886 году вышло послед­нее, пятое прижизненное издание романа Тол­стого «Война и мир», которое по сегодняшний день является эталоном. В нем автор восстановил текст по изданию 1868-1869 годов. Были возвращены историко-философские рассужде­ния и французский текст, однако объем романа остался в четырех томах. Работа писателя над своим творением была завершена.

Элементы семейно-бытовой хроники, социально-психологического и исторического романов. Споры о жанре.

«Что такое Война и мир? Это не роман, еще менее поэма, еще менее историческая хроника. Война и мир есть то, что хотел и мог выразить автор в той форме, в которой оно выразилось. Такое заявление о пренебрежении автора к условным формам прозаического художественного произведения могло бы показаться самонадеянностью, ежели бы оно не имело примеров. История русской литературы со времени Пушкина не только представляет много примеров такого отступления от европейской формы, но не дает даже ни одного примера противного. Начиная от «Мертвых душ» Гоголя и до «Мертвого дома» Достоевского, в новом периоде русской литературы нет ни одного художественного прозаического произведения, немного выходящего из посредственности, которое бы вполне укладывалось в форму романа, поэмы или повести», как пишет Толстой в статье «Несколько слов по поводу книги «Война и мир». Там же он отвечает на упреки в недостаточной обрисовке «характера времени»: «В те време­на так же любили, завидовали, искали истины, добродетели, увлекались страстями; та же была сложная умственно-нравственная жизнь, даже иногда более утонченная, чем теперь, в высшем сословии». А в эпилоге, рассказывая о семейной жизни Наташи, Толстой замечает, что «толки и рассуждения о правах женщин, об отношениях супругов, о свободе и правах их, хотя и не назы­вались еще, как теперь, вопросами, были тогда точно такие же, как и теперь». Итак, подход к «Войне и миру» как к историческому роману, даже роману-эпопее, не совсем правомерен. Вто­рой вывод Толстого таков: «умственно-нравствен­ная жизнь», жизнь духовная людей прошлого не так уж сильно отличается от нынешней. Видимо, для Толстого в его «не совсем историческом» сочинении важны не столько вопро­сы политики, исторические события, даже приметы эпохи, сколько внутренняя жизнь челове­ка. Толстой обращается к исто­рии, потому что эпоха 1812 года давала воз­можность исследовать психологию человека и всего народа в кризисной ситуации, смоделиро­вать такой момент в жизни отдельных людей и народа, когда главное, то, что составляет сердцевину душевной жизни, то, что не зависит от рас­поряжений полководцев и указов императоров, выходит на первый план. Толстого интересуют такие моменты в жизни человека и всей страны, когда проявляются душевные ресурсы, духовный потенциал личности и страны.

«Нерешенный, висящий вопрос жизни или смерти не только над Болконским, но над Рос­сией заслонял все другие предположения», - го­ворит Толстой. Эту фразу можно рассматривать как ключевую для всего произведения, ведь в центре внимания автора - жизнь и смерть, мир и война, их борение в истории одной личности и во всемирной истории. Причем важные с точки зрения официальной, общепринятой истории моменты Толстой как бы развенчивает, делая упор на их психологическое содержание. Тильзитский мир и последующие переговоры «двух властели­нов мира», к которым было приковано внимание Европы, для Толстого - незначительный эпизод, потому что «два властелина мира» заняты только вопросами своего престижа и уж никак не явля­ют собой примеры великодушия и благородства. Изменения, которые «были производимы в это время во всех частях государственного управле­ния» и казались политикам, дипломатам и пра­вительству столь важными (реформы Сперанско­го), по мнению Толстого, скользят по поверхнос­ти народной жизни. Толстой дает афористически отточенную формулировку того, что же такое на­стоящая жизнь, а не видимость ее, с чем имеют дело официальные историки: «Жизнь между тем, настоящая жизнь людей со своими существенными интересами здоровья, болезни, труда, отдыха, с своими интересами мысли, науки, поэзии, музыки, любви, дружбы, ненависти, страстей шла, как и всегда, независи­мо и вне политической близости или вражды с Наполеоном Бонапарте, и вне всех возможных преобразований».

И, как бы отстраняя всю суету политических новостей, Толстой после фраз о том, что «импера­тор Александр ездил в Эрфурт», неспешно начинает рассказ о главном: «Князь Андрей безвыезд­но прожил два года в деревне»...

Некоторое время спустя, пройдя через увлече­ние деятельностью Сперанского, герой Толстого снова возвращается на настоящий путь: «Какое дело нам до того, что государю угодно было ска­зать в Сенате? Разве все это может сделать меня счастливее и лучше?»

Можно, конечно, возразить Толстому, но вспомним, что называл счастьем его мудрый герой. «Я знаю в жизни только два действитель­ные несчастья: угрызение совести и болезнь. И счастие есть только отсутствие этих двух зол». Нравственное же наше совершенство, добавим, действительно не зависит от каких бы то ни было реформ, политики и свиданий императоров и пре­зидентов.

Свое произведения Толстой именовал «книгой», подчеркивая тем самым не только свободу формы, но и генетическую связь «Войны и мира» с эпическим опытом русской и мировой литературы.

Книга Толстого учит нас поиску в себе ду­ховных ресурсов, сил добра и мира. Даже в самых страшных испытаниях, перед лицом смер­ти, мы можем быть счастливы и внутренне сво­бодны, как бы говорит нам Толстой.

Автор «Войны и мира», задумывавший «про­вести многих... героинь и героев через историчес­кие события» , в 1865 году в одном из писем так говорит о своей цели: «Ежели бы мне сказали, что я могу написать роман, которым я неоспори­мо установлю кажущееся мне верным воззрение на все социальные вопросы, я бы не посвятил и двух часов труда на такой роман, но ежели бы мне сказали, что то, что я напишу, будут читать теперешние дети лет через 20 и будут над ним плакать и смеяться и полюбят жизнь, я бы посвя­тил ему всю свою жизнь и все свои силы».

Особенности сюжетно-композиционного построения произведения. Широта изображения русской национальной жизни. Идейно-композиционное значение противопоставления двух войн. Описание Бородинского сражения как кульминации романа.

В романе 4 тома и эпилог:

1 том – 1805 год,

2 том – 1806 – 1811 годы,

3 том – 1812 год,

4 том – 1812 – 1813 годы.

Эпилог – 1820 год.

В центре внимания Толстого - то непререкаемо ценное и поэтическое, что таит в себе русская нация: как народное бытие с его многовековыми традициями, так и жизнь сравнительно неширокого слоя образованных дворян, сформировавшегося в послепетровское столетие.

Сознание и поведение лучших героев «Войны и мира» глубоко детерминировано национальной психологией и судьбами русской культуры. И путь их к зрелости знаменует все большее приобщение к жизни своей страны. Центральные герои романа принадлежат одновременно и той личностной культуре, которая упрочивалась в России на протяжении XVIII-XIX вв. под западноевропейским влиянием, и традиционной народной жизни. Писатель настойчиво подчеркивает, что опоэтизированная им дальность, будучи ценностью общечеловеческой, вместе тем поистине национальна. Наташа Ростова из самого русского воздуха, которым она дышала», «всосала в себя» нечто, позволившее ей понять и выразить «все, что было... во всяком русском человеке». Неоднократно заходит речь о русском чувстве Пьера Безухова и особенно Кутузова.

Способность и склонность русского человека к органически-свободному единению, при котором легко преодолеваются сословные и национальные барьеры, показывает писатель, смогла наиболее полно и широко появиться в том привилегированном и приобщенном к культуре западноевропейского типа социальном слое, которому принадлежат центральные герои романа. Это был в России своего рода оазис нравственной свободы. Привычное в стране насилие над личностью здесь нивелировалось и даже сводилось на нет, а тем самым открывался простор для вольного общения всех со всеми, формировавшаяся в странах Западной Европы личностная культура выступила в России в качестве «катализатора» исконно русского национального содержания, которым и была дотоле подспудно существовавшая традиция нравственного соединения людей на началах неиерархических. Все это мы видим в «Войне и мире», явственно сказалась позиция Толстого в вопросе национальном, не тождественная ни западнической, ни славянофильской.

Уважение к западноевропейской культуре и мысль об ее насущности для России недвусмысленно выражены образом Николая Андреевича Болконского- представителя петровской государственности, одного из видных деятелей екатерининской эпохи.

Убежденный противник наполеоновского индивидуализма и агрессивной французской государственности начала XIX в., Толстой вместо с тем сознательно наследовал выращенную в той же Франции идею изначальной гармоничности человека и его нравственной свободы. Приятие культурного воздействия Запада на Россию сопряжено у Толстого с бережным отношением русской национальной традиции, с пристальным и любовным вниманием к психологическому облику крестьянина и солдата.

Широта изображения русской национальной жизни проявляется в произведении при описании быта, охоты, святок, танца Наташи после охоты.

Русское бытие характеризуется Толстым как заметно отличающееся от западноевропейской жизни.

Толстой сосредоточивается лишь на двух военных эпизодах - Шенграбенском и Аустерлицком сражениях,- отображающих два противоположных моральных состояния русских солдат и офицеров. В пер­вом случае отряд Багратиона прикрывает отступление армии Кутузова, солдаты спасают своих братьев, так что читатель имеет дело как бы с очагом правды и спра­ведливости в войне, по сути чуждой интересам народа; во втором - солдаты дерутся неизвестно за что. Эти события показаны одинаково подробно, хотя под Шенграбеном русских войск было всего 6 тысяч (у Толстого - то 4, то 5 тысяч), а под Аустерлицем участвовало войск союзников до 86 тысяч. От малой (но нравствен­но закономерной) победы Шенграбена к большому поражению Аустерлица - такова смысловая схема постижения Толстым событий 1805 г. При этом шенграбенский эпизод вырисовывается как преддверие и аналог народной войны 1812 г.

Предпринятое по инициативе Кутузова, Шенграбенское сражение дало русской армии возможность выйти на соединение со своими частями. Кроме того, этим сражением Толстой показал героизм, подвиг и воинский долг солдат. В этом сражении рота Тимохина «одна удержалась в порядке и атаковала французов», подвиг Тимохина состоит в мужестве и дисциплинированности, тихий Тимохин выручил остальных.

Батарея Тушина находилась во время боя на самом жарком участке без прикрытия. Капитан Тушин действовал по собственно инициативе. В Тушине толстой открывает прекрасного человека. Скромность и самоотверженность, с одной стороны, решительность и мужество – с другой, основывающиеся на чувстве долга. Это и есть норма поведения человека в бою, которая определяет истинный героизм.

Долохов также проявляет мужество, храбрость, решительность, но, в отличии от других, он один похвалился своими заслугами.

В Аустерлицком сражении наши войска терпят поражение. Во время представления плана Вейротера Кутузов спит, что уже наталкивает на мысль о будущих неудачах русских войск. Толстой не верит, что даже отлично разработанная диспозиция сможет учесть все обстоятельства, все случайности, изменить ход сражения. Не диспозиция определяет ход боя. Судьбу сражения решает дух войска, составляющийся из настроения отдельных участников боя. Во время этого сражения вокруг царит настроение непонимания, переходящее в панику. Всеобщее бегство определило трагический исход сражения. По Толстому, Аустерлиц – это подлинный конец войны 1805 – 1807 годов. Это эпоха «наших неудач и нашего срама». Аустерлиц был эпохой позора и разочарований и для отдельных героев. Например, в душе князя Андрея совершается переворот, разочарование и он больше не стремится у своему Тулону.

Толстой посвятил описанию Бородинской битвы два­дцать одну главу третьего тома «Войны и мира». Пове­ствование о Бородине есть несомненно центральная, вер­шинная часть всего романа-эпопеи. На Бородинском по­ле- вслед за Кутузовым, Болконским, Тимохиным и другими воинами - Пьер Безухов понял весь смысл и все значение этой войны как священной, освободительной вой­ны, которую русский народ вел за свою землю и родину.

Для Толстого не было ни малейшего сомнения в том, что на Бородинском поле русская армия одержала величайшую победу над своим противникам, имевшую огром­ные последствия, «Бородино - лучшая слава русского войска» ,- говорит он в последнем томе «Войны и мира». Он славит Кутузова, первого, кто твердо заявил: «Бородинское сражение есть победа». В другом месте Толстой говорит, что Бородинская битва - «не­обыкновенное, не повторявшееся и не имевшее примеров Явление», что оно «есть одно из самых поучительных яв­лений истории».

У русских воинов, участвовавших в Бородинском сра­жении, не возникало вопроса о том, каков будет его ис­ход. Для каждого из них он мог быть только один: победа-любой ценой! Каждый понимал, что от этого боя зависит судьба родины.

Настроение русских воинов перед Бородинской битвой выразил Андрей Болконский в беседе со своим другом Пьером Безуховым: «Считаю, что от нас действительно будет зависеть завтрашний день... От того чувства, которое есть во мне, в нем,- он указал на Тимохина,- в каждом солдате».

И капитан Тимохин подтверждает эту уверенность своего полкового командира. Он говорит: «...Что себя жалеть теперь! Солдаты в моем батальоне, поверите ли, не стали водку пить: не такой день, говорят» . И, как бы подводя итоги своим размышлениям о ходе войны, опираясь на свой боевой опыт, князь Андрей говорит внимательно слушающему его Пьеру: «Сражение вы­игрывает тот, кто твердо решил его выиграть... что бы там ни было, что бы ни путали там вверху, мы выиграем сражение завтра. Завтра, что бы там ни было, мы выиг­раем сражение!»

Такой же твердой уверенностью были проникнуты и солдаты, и строевые командиры, и Кутузов.

Князь Андрей настойчиво и убежденно говорит о том, что для него и для всех русских воинов-патриотов навя­занная Наполеоном война не есть игра в шахматы, а серьезнейшее дело, от исхода которого зависит будущее каждого русского человека. «Так же думает Тимохин и вся армия» ,- снова подчеркивает он, характеризуя еди­номыслие русских воинов, вставших насмерть на Боро­динском поле.

В единстве боевого настроения армии Толстой видел главный нерв войны, решающее условие победы. Рождалось это настроение из «теплоты патриотизма», согревав­шей сердце каждого русского воина, «из чувства, которое лежало в душе главнокомандующего, так же, как и в ду­ше каждого русского человека».

И русская армия, и армия Наполеона понесли па Бородинском поле страшные потери. Но если Кутузов и его сподвижники были уверены в том, что Бородино - это победа русского оружия, которая коренный образом изме­нит все дальнейшее течение войны, то Наполеон и его маршалы, хотя и писали в реляциях о победе, испытыва­ли панический страх перед грозным противником и предчувствовали близкий крах.

Завершая описание Бородинской битвы, Толстой сра­внивает французское нашествие с разъяренным зверем и говорит, что «оно должно было погибнуть, истекая кро­вью от смертельной, нанесенной при Бородине раны», ибо «удар был смертелен».

Прямым следствием Бородинского сражения было беспричинное бегство Наполеона из Москвы, возвращение по старой, Смоленской дороге, погибель пятисоттысячного нашествия и погибель наполеоновской Франции, на которую в первый раз под Бородином была наложена рука сильнейшего духом противника. Наполеон и его воины в этом бою утратили «нравственное сознание превосходства».

«Семейные гнезда» в романе

В романе-эпопее «Война и мир» очень ярко выражена мысль семейная. Толстой заставляет задуматься читателя над вопросами: в чем состоит смысл жизни? В чем заключается счастье? Он считает, что Россия – одна большая семья со своими истоками и руслами. С помощью четырех томов и эпилога, Лев Николаевич Толстой хочет подвести читателя к мысли, что для русской семьи характерны неподдельно-живое общение между людьми, которые дороги и близки друг другу, уважение родителей и забота о детях. Семейный мир на протяжении всего романа противостоит как некая активная сила внесемейному разладу и отчуждению. Это и суровая гармония упорядоченного уклада лысогорского дома, и поэзия теплоты, царящая в доме Ростовых с его буднями и праздниками. Толстой показывает жизнь Ростовых, Болконских, чтобы раскрыть понятие «семья», а Курагиных как бы в противопоставление.

Мир, в котором живут Ростовы, полон спокойствия, радости и простоты. Читатель знакомиться с ними на именинах Наташи и ее мамы. Несмотря на то, что разговаривали они о том же, о чем говорили и в других обществах, их прием отличался простотой. Гостями, в основном, были родственники, большую часть которых составляла молодежь.

«Между тем все это молодое поколение: Борис, Николай, Соня, Петруша – все разместились в гостиной и, видимо, старались удержать в границах приличия оживление и веселость, которыми еще дышала их каждая черта. Изредка они взглядывали друг на друга и едва удерживались от смеха» . Это доказывает то, что атмосфера, царившая в этой семье, была полна веселья и радости.

Все люди в семье Ростовых – открытые. Они никогда не скрывают друг от друга тайны и понимают друг друга. Это проявляется хотя бы тогда, когда Николай проиграл много денег. «Наташа со своею чуткостью тоже мгновенно заметила состояние своего брата». Тогда Николай понял, что иметь такую семью – это счастье. «О, как задрожала эта терция и как тронулось что-то лучшее, что было в душе Ростова. И это «что-то» было независимо от всего в мире и выше всего в мире. Какие тут проигрыши, и Долоховы, и честное слово!.. Все вздор! Можно зарезать, украсть и все-таки быть счастливым…»

Семья Ростовых – патриоты. Россия для них не пустой звук. Это понятно из того, что Петя хочет воевать, Николай живет лишь одной службой, Наташа отдает подводы для раненых.

В эпилоге Наташа заменяет свою мать, становится хранительницей семейных устоев, настоящей хозяйкой. «Предмет, в который погрузилась вполне Наташа – была семья, то есть муж, которого надо было держать так, чтобы он нераздельно принадлежал ей, дому, - и дети, которых надо было носить, рожать, кормить, воспитывать» . Даже свою дочь Николай Ростов называет Наташей, а значит у таких семей есть будущее.

Очень похожа на семью Ростовых в романе представлена семья Болконских. Это также гостеприимные, открытые люди, патриоты своей земли. Для старого князя Болконского, родина и дети – это высшая ценность. Он старается воспитывать в них качества, присущие ему, и заботиться о счастье своих детей. «Помни одно: от твоего решения зависит счастье твоей жизни», - так говорил он своей дочери. У старого князя получается воспитать в детях силу, ум и гордость, что проявляется в последующих поступках детей. Князь Андрей продолжает деятельность отца на войне. «Он закрыл глаза, но в то же мгновение в ушах его затрещала канонада, пальба, стук колес, пули весело свистят вокруг него и он испытывает то чувство удесятеренной радости жизни, какого он не испытывал с самого детства».

Как и Наташа в семье Ростовых, так и Марья в семье Болконских – мудрая жена. Семья для нее – самое главное: «Мы можем рисковать собой, но не детьми».

На примере Курагиных Толстой показывает читателю совершенно иную семью. Для князя Василия главное – «пристроить выгодно своих детей». Никто в романе не называет их семьей, а говорят – дом Курагиных. Все здесь подлые люди, у них нет продолжения: Элен «умерла от страшного припадка», Анатолю отняли ногу.

Лев Николаевич Толстой, показав семьи Ростовых и Болконских, показал нам идеалы семей. Несмотря на то, что все четыре тома сопровождаются войной, Толстой показывает мирную жизнь этих семей, потому что, по мнению Толстого, семья – это высшая ценность в жизни человека.

Духовные и нравственные искания Андрея Болконского и Пьера Безухова

В центре внимания Толстого, как и во всех его других крупных произведениях, интеллектуальные герои с аналитическим складом ума. Это Андрей Болконский и Пьер Безухов (Петр Лабазов по первоначальному замыслу), несущие в романе основную смысловую и философскую нагрузку. В этих героях угадываются черты, типичные для молодых людей 10-20-х гг. и одновременно для поколения 60-х гг. XIX в. Современники даже упрекали Толстого в том, что его герои более походят на поколение 60-х по характеру своих исканий, по глубине и драматизму стоящих перед ними жизненных вопросов.

Можно считать, что жизнь князя Андрея складывается из двух основных направлений: стороннему наблюдателю он представляется блестящим светским молодым человеком, представителем богатого и славного княжеского рода, чья служебная и светская карьеры вполне успешны. За этой внешностью кроется человек умный, смелый, безукоризненно честный и порядочный, прекрасно образованный и гордый. Его гордость обусловлена не только происхождением и воспитанием, это основная «родовая» черта Болконских и отличительная особенность собственного образа мыслей героя. Его сестра, княжна Марья, с тревогой отмечает в брате какую-то «гордость мысли», а Пьер Безухов видит в своем друге «способности мечтательного философствования». Главное, что наполняет жизнь Андрея Болконского, - напряженные интеллектуальные и духовные искания, составляющие эволюцию его богатого внутреннего мира.

В начале романа Болконский - один из самых заметных в светском обществе молодых людей. Он женат, кажется счастливым, хотя не явствует себя таковым, так как все его мысли заняты не семьей и будущим ребенком, а желанием прославиться, найти случай обнаружить свои подлинные способности и послужить общему благу. Ему представляется, что для этого, подобно Наполеону, о котором много говорят в Европe, нужно лишь найти удобный случай, «свой Тулон». Этот случай скоро представляется князю Андрею: начавшаяся кампания 1805 побуждает его вступить в действующую армию. Став адъютантом Кутузова, Болконский проявляет себя как храбрый и решительный офицер, как человек чести, умеющий отделять личные интересы от служения общему делу. Во время столкновения со штабными офицерами из-за Мака он обнаруживает себя человеком, чье чувство собственного достоинства и ответственность за врученное дело выходят за пределы расхожих представлений. Во время первой кампании Болконский участвует в Шенграбенском и Аустерлицком сражениях. На Аустерлицком поле он совершает подвиг, бросаясь вперед со знаменем и пытаясь остановить бегущих солдат. Случай помог ему найти «свой Тулон», подражая Наполеону. Однако, будучи тяжело раненным и глядя в бездонное небо над собою, он понимает тщету своих прежних желаний и разочаровывается в своем кумире Наполеоне, который явно любуется видом поля сражения и убитыми. Восхищение Наполеоном отличало многих молодых людей как начала XIX в., так и поколения 60-х гг. (Германн из «Пиковой дамы» А. С. Пушкина, Раскольников из «Преступле­ния и наказания» Ф. М. Достоевского), но рус­ская литература последовательно выступала против глубоко индивидуалистической по сво­ей сути идеи наполеонизма. В этом отношении в истории русской и мировой литературы образ Андрея Болконского, как и образ Пьера Безухова, несет величайшую смысловую нагрузку.

Пережитое разочарование в кумире и жела­ние славы, потрясение от смерти жены, перед которой князь Андрей чувствует себя винова­тым, замыкают жизнь героя в рамках семьи. Он думает, что его существование отныне должно быть ограничено только собственными интере­сами, но именно в этот период он впервые жи­вет не для себя, а для своих близких. Это время оказывается чрезвычайно важным для внутрен­него состояния героя, так как за два года дере­венской жизни он многое передумал, много читал. Болконского вообще отличает рассу­дочно-рационалистический способ постиже­ния жизни, он привык доверять только своему разуму. Встреча с Наташей Ростовой пробужда­ет в герое эмоционально живые чувства, застав­ляет вернуться к активной жизни.

Участвуя в войне 1812, князь Андрей ранее многих других начинает понимать истинную суть происходящих событий, именно он гово­рит Пьеру перед Бородинской битвой о своих наблюдениях над духом войска, о его решаю­щей роли в войне. Полученное ранение, влия­ние пережитых военных событий, примирение с Наташей производят решительный переворот во внутреннем мире князя Андрея. Он начинает понимать людей, прощать их слабости, уясняет, что истинным смыслом жизни является любовь к ближним. Однако эти открытия производят нравственный надлом в герое. Перешагнув че­рез свою гордость, князь Андрей постепенно угасает, даже во сне не одолев приближающую­ся смерть. Открывшаяся ему истина «живой че­ловеческой жизни» больше и неизмеримо выше того, что может вместить его гордая душа.

Наиболее сложным и полным постижением жизни (на основе слияния интуитивного, эмо­ционального и рационального начал) отмечен образ Пьера Безухова. С момента первого появ­ления в романе Пьера отличает естественность. Он мягкий и увлекающийся человек, добродуш­ный и открытый, доверчивый, но страстный, а иногда и подверженный вспышкам гнева.

Первым серьезным жизненным испытанием героя становится наследование состояния и ти­тула отца, что приводит к неудачной женитьбе и целому ряду последовавших за этим шагом неприятностей. Склонность Пьера к философ­ским рассуждениям и несчастье в личной жизни сближают его с масонами, но идеалы и участни­ки этого движения достаточно скоро его разочаровывают. Под влиянием новых идей Пьер пы­тается заняться улучшением жизни своих крестьян, однако его непрактичность приводит к неудачам и разочарованию в самой идее переустройства крестьянского быта.

Самый сложный период жизни Пьера - 1812 год. Глазами Пьера читатели романа видят знаменитую комету 1812, которая, по общему убеждению, предвещала необыкновенные и страшные события; для героя это время ослож­няется еще и тем, что он осознает свою глубо­кую любовь к Наташе Ростовой.

События войны заставляют Пьера оконча­тельно разочароваться в своем прежнем кумире Наполеоне. Отправившись наблюдать Боро­динское сражение, Пьер становится свидетелем единения защитников Москвы, сам участвует в бою. На Бородинском поле происходит и последняя встреча Пьера с его другом Андреем Болконским, высказывающим глубоко выстраданную им мысль о том, что настоящее понима­ние жизни там, где «они», т. е. простые русские солдаты. Пережив чувство единения с окружаю­щими и причастности к общему делу во время боя, Пьер остается в опустевшей Москве, чтобы убить Наполеона, злейшего врага своего и всего человечества, но как «поджигатель» попадает в плен.

В плену для Пьера открывается новый смысл существования, вначале он осознает невозмож­ность пленения не тела, но живой, бессмертной души человека. Там же он встречает Платона Каратаева, в общении с которым для него рас­крывается смысл жизни, народное мироощущение.

Образ Платона Каратаева имеет важнейшее значение для понимания философского смысла романа. Облик героя складывается из символических черт: что-то круглое, пахнущее хлебом, спокойное и ласковое. Не только в облике, но и в поведении Каратаева неосознанно выражается подлинная мудрость, народная философия жизни, над постижением которой мучаются главные герои романа-эпопеи. Платон не рассуждает, а живет так, как диктует ему внутреннее мироощущение: он умеет «обжить­ся» в любых условиях, всегда спокоен, доброду­шен и ласков. В его рассказах и разговорах про­ходит мысль о том, что надо смиряться и любить жизнь, даже когда страдаешь невинно. После гибели Платона Пьер видит символический сон, в котором перед ним предстает «мiръ» в виде живого шара, покрытого каплями воды. Суть этого сна и есть жизненная правда Каратаева: человек есть капля в людском море, а его жизнь имеет смысл и назначение лишь как часть и од­новременно отражение этого целого. В плену впервые в жизни Пьер оказывается поставлен­ным в общее со всем народом положение. Под влиянием знакомства с Каратаевым герой, не видевший раньше «вечного и бесконечного ни в чем», научился «видеть вечное и бесконечное во всем. И это вечное и бесконечное был Бог»,

В Пьере Безухове много автобиографиче­ских черт самого писателя, чья внутренняя эво­люция совершалась в борьбе духовного и интел­лектуального начал с чувственным и страстным. Образ Пьера - один из самых главных в творче­стве Толстого, так как воплощает не только закономерности исторической действительности, но и основные начала жизни, как их понимает автор, отражает главное направление духовного развития самого писателя, идейно соотносится с персонажами русской литературы XIX в.

Проведя героя через жизненные испытания, в эпилоге Толстой показывает Пьера счастли­вым человеком, женатым на Наташе Ростовой.

Историко-философские взгляды Толстого и официальная историография его времени. Трактовка образов Кутузова и Наполеона

Долгое время в литературоведении бытовало мнение, что первоначально Толстой задумал написать семейную хронику, действие которой должно было разворачиваться на фоне событий Отечественной войны 1812, и лишь в процессе работы у писателя постепенно сложился исто­рический роман с определенной историко-фи­лософской концепцией. Эта точка зрения ка­жется во многом справедливой, особенно если принять во внимание, что в качестве прототи­пов основных героев произведения писатель из­брал главным образом своих ближайших родст­венников. Так, прототипом старого князя Бол­конского писателю послужил его дед по матери князь Н. С. Волконский, в княжне Марье уга­дываются многие черты характера и облика ма­тери писателя. Прототипами Ростовых стали дед и бабка Толстые, Николай Ростов некоторыми фактами биографии напоминает отца пи­сателя, а одна из дальних родственниц, воспи­тывавшихся в доме графов Толстых, Т. Ергольская, - прототип Сони. Все эти люди в реальности действительно жили в эпоху, опи­санную Толстым. Однако с самого начала осу­ществления замысла, как свидетельствуют ру­кописи «Войны и мира», писатель работал над историческим произведением. Это подтвержда­ется не только рано сложившимся и прочным интересом Толстого к истории, но и серьезным подходом к изображению исторических собы­тий. Почти параллельно с началом литератур­ной деятельности он читал много исторических книг, в том числе, например, «Русскую исто­рию» Н. Г. Устрялова и «Историю государства Российского» Н. М. Карамзина. В год чтения этих исторических сочинений (1853) Толстой записал в своем дневнике знаменательные сло­ва: «Эпиграф к Истории я бы написал: «Ничего не утаю». С молодости же в истории его более привлекали судьбы и движения целых народов, а не конкретные факты биографий известных исторических лиц. И в то же время крупно­масштабные исторические события не мысли­лись Толстым вне связи с человеческой жизнью. Недаром в ранних дневниковых запи­сях есть и такая: «Каждый исторический факт необходимо объяснять человечески».

Сам писатель утверждал, что в период рабо­ты над романом у него составилась целая биб­лиотека книг об эпохе 1805 – 1812гг. и везде, где речь идет о действительных событиях и реальных ис­торических лицах, он опирается на докумен­тальные источники, а не на собственный вымы­сел. Среди использованных Толстым источни­ков сочинения русских и французских истори­ков, например А. Михайловского-Данилев­ского и А. Тьера, записки участников событий тех лет: Ф. Глинки, С. Глинки, И. Лажечнико­ва, Д. Давыдова, И. Радожицкого и др., произ­ведения художественной литературы - сочине­ния В. Жуковского, И. Крылова, М. Загоскина. Писатель воспользовался также графическими изображениями мест главных сражений, устны­ми рассказами очевидцев событий, частной пе­репиской того времени и собственными впечат­лениями от поездки на Бородинское поле.

Серьезное исследование исторических ис­точников, всестороннее изучение эпохи позво­лили Толстому выработать свой взгляд на изо­бражаемые события, о чем писал он М. П. По­годину в марте 1868г.: «Мой взгляд на историю не случайный парадокс, который на минутку занял меня. Мысли эти - плод всей умственной рабо­ты моей жизни и составляют нераздельную часть того миросозерцания, которое Бог один знает, какими трудами и страданиями вырабо­талось во мне и дало мне совершенное спокой­ствие и счастье». Именно мысли об истории ста­ли основой этого романа, опирающегося на продуманную и выношенную автором истори­ко-философскую концепцию.

Кутузов проходит через всю книгу, почти не изменяясь внешне: старый человек с седой головой «на огромном тол­щиной теле» , с чисто промытыми складками шрама там, «где измаильская пуля пронизала ему голову». Он «мед­ленно и вяло» идет перед полками на смотре в Браунау; дремлет на военном совете перед Аустерлицем и тяжело опускается на колени перед иконой накануне Бородина. Он почти не меняется и внутренне на протяжении всего рома­на: в начале войны 1805 года перед нами тот же спокой­ный, мудрый, всепонимающий Кутузов, что и в конце Оте­чественной войны 1812 года.

Он человек, и ничто человеческое ему не чуждо: ста­рый главнокомандующий устает, с трудом садится на лошадь, с трудом выходит из коляски; на наших глазах он медленно, с усилием жует жареную курицу, увлеченно чи­тает легкий французский роман, горюет о смерти старого друга, злится на Бенигсена, подчиняется царю, светским тоном говорит Пьеру: «Имею честь быть обожателем суп­руги вашей, здорова она? Мой привал к вашим услугам...». И при всем этом, в нашем сознании он стоит особо, отдельно от всех людей; мы догадываемся о его внутрен­ней жизни, которая не меняется за семь лет, и преклоняем­ся перед этой жизнью, ибо она заполнена ответственнос­тью за свою страну, и ни с кем он не делит эту ответствен­ность, несет ее сам.

Еще во время Бородинской битвы Толстой подчерки­вал, что Кутузов «не делал никаких распоряжений, а толь­ко соглашался или не соглашался на то, что предлагали ему». Но он «отдавал приказания, когда это требовалось подчиненным» , и кричал на Вольцогена, привезшего ему известие, что русские бегут.

Противопоставляя Кутузова Наполеону, Толстой стремится показать, как спокойно Кутузов отдастся воле событий, как мало, в сущности, он руководит войсками, зная, что «участь сражений» решает «неуловимая сила, на­зываемая духом войска».

Но, когда нужно, он руководит армиями и отдает при­казы, на которые никто другой не осмелился бы. Шенграбенская битва была бы Аустерлицем без решения Кутузо­ва отправить отряд Багратиона вперед через Богемские горы. Оставляя Москву, он не только хотел сохранить рус­скую армию, - он понимал, что наполеоновские войска раз­бредутся по огромному городу, и это приведет к разложе­нию армии - без потерь, без сражений начнется гибель французского войска.

Войну 1812 года выиграл народ, руководимый Куту­зовым. Он не перехитрил Наполеона: он оказался муд­рее этого гениального полководца, потому что лучше понял характер войны, которая не была похожа ни на одну из предыдущих войн.

Не только Наполеон, но и русский царь плохо пони­мал характер войны, и это мешало Кутузову. «Русская ар­мия управлялась Кутузовым с его штабом и государем из Петербурга». В Петербурге составлялись планы войны, Ку­тузов должен был руководствоваться этими планами.

Кутузов считал правильным ждать, пока разложивша­яся в Москве французская армия сама покинет город. Но со всех сторон на него оказывалось давление, и он вынужден был отдать приказ к сражению, «которого он не одобрял».

Грустно читать о Тарутинском сражении. В первый раз Толстой называет Кутузова не старым, но дрях­лым - этот месяц пребывания французов в Москве не прошел даром для старика. Но и свои, русские генералы вы­нуждают его терять последние силы. Кутузову перестали беспрекословно повиноваться - в день, поневоле назначен­ный им для сражения, приказ не был передан войскам - и сражение не состоялось.

Впервые мы видим Кутузова вышедшим из себя: «тря­сясь, задыхаясь, старый человек, придя в то состояние бе­шенства, в которое он в состоянии был приходить, когда валялся по земле от гнева» , напустился на первого попав­шегося офицера,«крича и ругаясь площадными словами...

- Это что за каналья еще? Расстрелять мерзавцев! - хрипло кричал он, махая руками и шатаясь».

Почему мы прощаем Кутузову и бешенство, и ругань, и угрозы расстрелять? Потому что знаем: он прав в своем нежелании дать сражение; он не хочет лишних потерь. Его противники думают о наградах и крестах, иные - самолю­биво мечтают о подвиге; но правота Кутузова выше всего: он не о себе заботится, а об армии, о стране. Поэтому мы так жалеем старого человека, сочувствуем его крику, и не­навидим тех, кто довел его до состояния бешенства.

Сражение все-таки на другой день состоялось - и была одержана победа, но Кутузов не очень радовался ей, пото­му что погибли люди, которые могли бы жить.

После победы он с солдатами остается самим собой - спра­ведливым и добрым старым человеком, чей подвиг совер­шен, и люди, стоящие вокруг, любят его, верят ему.

Но как только он попадает в окружение царя, так на­чинает чувствовать, что его не любят, а обманывают, ему не верят, а за спиной подсмеиваются над ним. Поэтому в присутствии царя и его свиты на лице Кутузова уста­навливается «то самое покорное и бессмысленное выраже­ние, с которым он, семь лет тому назад, выслушивал при­казания государя на Аустерлицком поле».

Но тогда было поражение - хотя не по его вине, а по царской. Теперь - победа, одержанная народом, избравшим его своим предводителем. Царю приходится понять это.

«Кутузов поднял голову и долго смотрел в глаза гра­фу Толстому, который, с какой-то маленькою вещицей на серебряном блюде, стоял перед ним. Кутузов, казалось, не понимал, чего от него хотели.

Вдруг он как будто вспомнил: чуть заметная улыбка мелькнула на его пухлом лице, и он, низко, почтительно наклонившись, взял предмет, лежавший на блюде. Это был Георгий 1-й степени». Толстой называет высший орден государства сперва «маленькой вещицей», а потом «предметом». Почему так? Потому что никакие награды не могут измерить того, что сделал Кутузов для своей страны.

Он выполнил свой долг до конца. Выполнил, не думая о наградах, - он слишком многое знает о жизни, чтобы желать наград. Автор «Войны и мир» ставит вопрос: «Но каким образом этот старый человек, один в противность мнению всех, мог угадать так верно значение народного смысла событий, что ни разу во всю свою деятельность не изменил ему?». Он смог это сделать, отвечает Толстой, потому что в нем жило «народное чувство», роднившее его со всеми истинными защитниками родины. Во всех деяниях Кутузова лежало народное и потому истинно великое и непобедимое начало.

«Представителю народной войны ни­чего не оставалось, кроме смерти. И он умер». Так кончает Толстой последнюю главу о войне.

Наполеон двоится в наших глазах: невозможно забыть коротенького человека с толстыми ногами, пахнущего оде­колоном, - таким предстает Наполеон в начале третьего тома «Войны и мира». Но невозможно забыть и другого Наполеона: пушкинского, лермонтовского - могучего, тра­гически величественного.

По теории Толстого, Наполеон был бессилен в рус­ской войне: он «был подобен ребенку, который, держась за тесемочки, привязанные внутри кареты, воображает, что он правит».

Толстой был необъективен в отношении Наполеона: этот гениальный человек многое определил в истории Ев­ропы и всего мира, и в войне с Россией он не был бессилен, а оказался слабее своего противника - «сильнейшего ду­хом», как сказал сам же Толстой.

Наполеон – это индивидуализм в крайнем своем выражении. Но в структуру бонапартизма неизбежно входит актерство, т.е. жизнь на подмостках, под взглядом зрителей. Наполеон неотделим от фразы и жеста, он играет того, каким, по его представлению, видит его армия. «В каком свете я представлюсь им!» - вот его постоянный рефрен. Напротив, Кутузов всегда ведет себя так, «точно как будто и не было этих 2000 людей, которые не дыша смотрели на него».

На первых же страницах «Войны и мира» возникает острый спор о Наполеоне, его начинают гости салона знатной дамы Анны Павловны Шерер. Заканчивается этот спор лишь в эпилоге романа.

Для автора романа не только не было ничего привле­кательного в Наполеоне, но, напротив, Толстой всегда считал ого человеком, у которого «были помрачены ум и совесть» и поэтому все его поступки «были слишком противоположны правде и добру...». Не государственный дея­тель, умеющий читать в умах и душах людей, а избало­ванный, капризный и самовлюбленный позер,- таким предстает император Франции во многих сценах романа. Вспомним, например, сцену приема Наполеоном рус­ского посла Балашева, приехавшего с письмом от импе­ратора Александра. «Несмотря на привычку Балашева к придворной торжественности,--пишет Толстой,- роскошь и пышность двора Наполеона поразили его». Принимая Балашева, Наполеон все рассчитал для того, чтобы про­извести на русского посла неотразимое впечатление силы и величия, могущества и благородства. Он принял Балашева в «самое выгодное свое время - утром». Он был наряжен в «самый, по его мнению, величественный свой костюм - открытый мундир с лентой legion d " honneur на белом пикейном жилете и ботфорты, которые употреблял для верховой езды». По его указанию были сделаны разные приготовления для приема русского посла. «Сбор Честящей свиты у подъезда был тоже рассчитан». Описывая, как проходила беседа Наполеона с русским послом, Толстой отмечает яркую подробность. Как только Наполеон стал раздражаться, «лицо его дрогнуло, лева икра ноги начала мерно дрожать».

Решив, что русский посол всецело перешел на его сто­рону и «должен радоваться унижению своего бывшего господина», Наполеон захотел «обласкать» Балашова. Он «поднял руку к лицу сорокалетнего русского генерала, и, .пая в его за ухо, слегка дернул...». Оказывается, что этот унижающий человеческое достоинство жест считался «ве­личайшей честью и милостью при французском дворе».

Среди других подробностей, характеризующих Наполе­она, в той же сцене отмечена его манера «смотреть мимо» собеседника.

Встретив русского посла, он «взглянул в лицо Бала­шова своими большими глазами и тотчас же стал смотреть мимо него». Толстой задерживается на этой подробности и находит нужным сопроводить ее авторским коммента­рием. «Очевидно было ,- говорит писатель,- что его не интересовала нисколько личность Балашова. Видно было, что только то, что происходило в его душе, имело интерес для него. Все, что было вне его, не имело для него значения, потому что все в мире, как ему казалось, зависело только от его воли».

В эпизоде с польскими уланами, бросившимися в реку Вилию, чтобы угодить императору. Они тонули, а Наполеон даже не глядел на них.

Проезжая по Аустерлицкому полю сражения, Наполеона проявил полнейшее равнодушие к убитым, раненым и умирающим.

Характернейшей чертой французского императора Толстой считал «яркие умственные способности, затемнен­ные безумием самообожания».

Мнимое величие Наполеона с особенной силой облича­ется в сцене, изображающей его на Поклонной горе, откуда он любовался дивной панорамой Москвы. «Вот она столица; она лежит у моих ног, ожидая судьбы своей... Одно мое слово, одно движение моей руки, и погибла эта древняя столица...».

Показывая неизбежность краха притязаний Наполео­на на создание всемирной империи под его верховной властью, Толстой развенчивал культ сильной личности, культ «сверхчеловека». Резкое сати­рическое обличение культа Наполеона на страницах «Вой­ны и мира», как мы видим, сохраняют свое значение и в наши дни.

Для Толстого всегда главное, лучшее качество, кото­рое он ценит в людях, - человечность. Бесчеловечен Напо­леон, одним взмахом руки посылающий на гибель сотни людей. Всегда человечен Кутузов, стремящийся и в жесто­кости войны сохранить жизнь людей.

Это же естественное - по мысли Толстого - чувство человечности живет теперь, когда враг изгнан, в душах про­стых солдат; в нем и заключено то высшее благородство, которое может проявить победитель.

«Мысль народная» и основные способы ее реализации в произведении. Толстой о роли народа в истории

Такие яркие черты, как незрелость, мечтательность, мягкотелость и бла­годушие, которые в своем развитии приводят к всепрощению, к непротивлению злу насилием Толстой дал в образе Платона Каратаева.

Тип Платона Каратаева раскрывает лишь одну из сторон облика народа в войне 1812 года, одно из проявлений харак­тера и настроений русского крепостного крестьянства. Другие его стороны, такие, как чувство патриотизма, смелость и актив­ность, вражда и недоверие к помещику, наконец, прямые бун­тарские настроения, нашли свое не менее яркое и правдивое отражение в образах Тихона Щербатого, ростовского Данилы, богучаровских мужиков. Рассматривать образ Платона Кара­таева вне всей системы образов романа, воплощающих облик народа, ошибочно. Не следует преувеличивать также силу реакционной тенденции в мировоззрении Толстого 60-х годов. Толстой с не меньшей сим­патией относится к Тихону Щербатому как выразителю деятель­ного начала в народном характере. Наконец, необходимо и более вдумчиво и беспристрастно подойти к самому образу Каратаева.

Одинаковое отношение к людям независимо от их положения в жизни, любовь к людям, особенно попавшим в беду, желание пожалеть, утешить и приласкать человека, переживающего горе или несчастье, любознательность и участие к жизни каждого человека, любовь к природе, ко всему живому - таковы нравст­венно-психологические черты Каратаева. Толстой отмечает в нем также артельное начало; восхищение Каратаева теми, кто сумел пожертвовать собой для общей радости и удовлетворения. В противоположность мирским трутням, Каратаев не знает, что такое праздность: даже в плену он всегда занят каким-ли­бо трудом. Толстой подчеркивает трудовую основу личности Каратаева. Как и всякий другой трудолюбивый крестьянин, он умеет все делать, что потребно в крестьянском быту, о кото­ром он отзывается с великим уважением. Даже долгая и трудная солдатская служба не уничтожила в Каратаеве трудового кресть­янина. Все эти черты исторически верно передают некоторые особенности нравственно-психологического облика русского патриархального крестьянства с его трудовой психологией, любо­знательностью, отмеченной и Тургеневым в «Записках охот­ника», с воспитанным в нем общинным бытом артельным нача­лом, с присущим ему тем доброжелательным, гуманным и добро­душным отношением к людям, попавшим в беду, которое в рус­ском крестьянстве выработали века его собственных страданий. Повеявший на Пьера дух простоты и правды, присущий Карата­еву, выражал черту правдоискательства, свойственную русскому народному типу крепостной поры. Не без влияния вековечной народной мечты о правде переселялись и богучаровцы на мифические, но такие реальные для них «теп­лые реки». Определенной части крестьянства были, несомненно, присущи и то смирение и покорность перед ударами жизни, которые определяют отношение к ней Каратаева.

Бесспорно, что смирение и покорность Каратаева идеали­зируются Толстым. Каратаевщина в смысле обреченности чело­века его судьбе была связана с той философией фатализма, которой пропитаны публицистические рассуждения Толстого в романе. Каратаев - убежденный фаталист. По его мнению, нельзя человеку осуждать других, протестовать против неспра­ведливости: все, что ни делается,- к лучшему, всюду прояв­ляется «божий суд», воля провидения. «Еще в начале 60-х го­дов Толстой, задумывая повесть из крестьянского быта, писал о ее герое: «Не сам живет, а бог водит». Этот замысел он реа­лизовал в Каратаеве» ,- замечает С. П. Бычков. И хотя Тол­стой показывает, что позиция непротивления злу привела Ка­ратаева к бесполезной гибели от вражеской пули где-то в ка­наве, он в образе Платона Каратаева идеализировал черты наивного патриархального крестьянства, его отсталость и заби­тость, его политическую невоспитанность, бесплодную мечта­тельность, его незлобивость и всепрощение. Тем не менее Каратаев не «искусственно сконструированный» юродствующий мужичок. Его образ воплощает вполне реальную, но раздутую, идеализированную писателем сторону нравственного и психоло­гического облика русского патриархального крестьянства.

К народной России относятся и по своему происхождению, и по складу характера, и по своему миросозерцанию такие пер­сонажи романа, как простые армейские офицеры Тушин и Тимохин. Выходцы из народ­ной среды, люди, не имевшие никакого касательства к «креще­ной собственности», они по-солдатски смотрят на вещи, потому что сами были солдатами. Незаметный, но подлинный геро­изм был естественным проявлением их нравственной натуры как и повседневный обычный героизм солдат и партизан. В изображении Толстого они такое же воплощение народно-национальной стихии, как и Кутузов, с которым Тимохин прошел суровый воинский путь начиная еще с Измаила. Они выражают собой самую сущность русской армии. В системе образов романа за ним следует Васька Денисов, с которым мы уже вступаем в привилегированный мир. В военных типах романа Толстой воссоз­дает все ступени и переходы в русской армии того времени от безыменного солдата, почувствовавшего Москву за собой, и до фельдмаршала Кутузова. Но и военные типы располагаются по двум линиям: одна связана с воинскими трудами и подвигами, с простотой и человечностью взглядов и отношений, с честным выполнением долга; другая - с миром привилегий, блестящих карьер, «рублей, чинов, крестов» и вместе с тем трусости и рав­нодушия к делу и к долгу. Именно так обстояло дело и в реаль­ной исторической русской армии того времени.

Народная Россия воплощена в романе и в образе Наташи Ростовой. Рисуя типы русскую девушку Тол­стой связывает ее необычность с нравственным влиянием на нее народной среды и народных обычаев. Наташа - дворянка по происхождению, по окружающему ее миру, но ничего помещичье-крепостнического в этой девушке нет. При­мечательно то, что к Наташе с любовью относятся слуги, кре­постные люди, всегда охотно, с радостной улыбкой исполняющие ее поручения. Ей в высшей степени присуще чувство близости ко всему русскому, ко всему народному - и к родной природе, и к простым русским людям, и к Москве, и к русской песне и пляске. Она «умела понять все то, что было и в Анисье, и в отце Анисьи, и в тетке, и в манере матери, и во всяком рус­ском человеке» . Русское народное начало в быту дядюшки при­вело в восторг и возбуждение чуткую Наташу, в душе которой это начало всегда является главным и определяющим. Николай, ее брат, просто забавляется, переживает удовольствие, Наташа же погружается в родной ее душе мир, переживая радость от непосредственного общения с ним. Это чувствуют дворовые люди дядюшки, в свою очередь восхищенные простотой и душевной близостью к ним этой барышни-графини. Наташа переживает в этом эпизоде те же чувства, которые переживал Андрей Болконский в общении со своим полком и Пьер Безухов в бли­зости с Каратаевым. Нравственное и патриотическое чувство сближало Наташу с народной средой, как сблизило с этой сре­дой Пьера и князя Андрея их духовное развитие. Органически связанную с русской народной культурой Наташу Толстой явно противопоставляет наносной лицемерной фальшивой «культуре» сентиментальной Жюли Карагиной. В то же время Наташа от­лична и от Марьи Болконской с ее религиозно-нравственным миром.

Ощущение связи с родиной и чистота непосредственного нравственного чувства, которое Толстой особенно высоко ценил в людях, обусловило то, что Наташа также естественно и про­сто совершила свой патриотический поступок при оставлении Москвы, как естественно и просто совершал свои подвиги Тихон Щербатый или делал свое великое дело Кутузов.

Она принадлежала к тем русским женщинам, черты которых вскоре после «Войны и мира» прославил Некрасов. От передовой девушки 60-х годов ее отли­чают не нравственные качества, не неспособность к подвигу и самопожертвованию,- Наташа готова к ним, а лишь обуслов­ленные временем особенности ее духовного развития. Тол­стой выше всего ценил в женщине жену и мать, но его восхищение материнскими и семейными чувствами у На­таши не противоречило нравственному идеалу русского народа.

Кроме того, именно народная сила определила победу русских на войне. Толстой считает, что не распоряжения командования, не планы и диспозиции определили нашу победу, а множество простых, естественных поступков отдельных людей: то, что«мужики Карп и Влас... и все бесчисленное множество таких мужиков не везли сена в Москву за хоро­шие деньги, которые им предлагали, а жгли его» ; то, что «партизаны уничтожали Великую армию по частям», что партизанских отрядов «различных величин и характеров были сотни... Был дьячок начальником партии, взявший в месяц несколько сот пленных. Была старостиха Василиса, побившая сотни французов».

Толстой совершенно точно понял значение того чув­ства, которое создало партизанскую войну, заставило лю­дей поджигать свои дома. Выросшая из этого чувства, «ду­бина народной войны поднялась со всей своей грозной и величественной силой, и... не разбирая ничего, поднима­лась, опускалась и гвоздила французов до тех пор, пока не погибло все нашествие».

Мастерство психологического анализа Толстого

Отличительной особенностью творчества Тол­стого является изучение нравственных сторон че­ловеческого существования. Как писателя-реа­листа проблемы общества интересовали и волно­вали его, прежде всего, с точки зрения морали. Источник зла писатель видел в духовном несо­вершенстве личности, и потому важнейшее место отводил нравственному самосознанию человека.

Герои Толстого проходят нелегкий путь поис­ка добра и справедливости, ведущий к постиже­нию общечеловеческих проблем бытия. Автор наделяет своих героев богатым и противоречи­вым внутренним миром, который открывается читателю постепенно, на протяжении всего про­изведения. Такой принцип создания образа ле­жит, прежде всего, в основе характеров Пьера Безухова, Андрея Болконского, Наташи Росто­вой.

Один из важных психологических приемов, который использует Толстой, - это изображение внутреннего мира героя в его развитии. Анализи­руя ранние произведения писателя, Н. Г. Черны­шевский пришел к выводу, что «диалектика ду­ши» - одна из ярких особенностей творческого метода писателя.

Толстой раскрывает перед читателями слож­ный процесс становления личности героев, ядром которого становится самооценка челове­ком своих мыслей, поступков. Например, Пьер Безухов постоянно подвергает сомнению, анали­зирует совершаемые им действия. Он ищет при­чины своих ошибок и находит их всегда в себе са­мом. В этом Толстой видит залог становления нравственно цельной личности. Писателю уда­лось показать, как путем самосовершенствова­ния человек создает себя. На глазах читателя Пьер - вспыльчивый, не держащий слова, веду­щий бесцельный образ жизни, хотя и велико­душный, добрый, открытый - становится «важ­ным и нужным человеком общества», мечтающим о создании союза «всех честных людей» для «общего блага и общей безопасности».

Нелегок путь героев Толстого к искренним чувствам, стремлениям, не подверженным лож­ным законам общества. Такова «дорога чести» Андрея Болконского. Не сразу он открывает для себя истинную любовь к Наташе, скрываемую за маской лживых представлений о чувстве собственного достоинства; трудно дается ему проще­ние Курагина, «любовь к этому человеку», кото­рая все же наполнит «его счастливое сердце». Перед смертью Андрей обретет «любовь, кото­рую проповедовал Бог на земле», но жить на этой земле ему уже не суждено. Долог был путь Бол­конского от поисков славы, удовлетворения сво­его честолюбия к состраданию и любви к ближним, он прошел этот путь и отдал за него дорогую цену - жизнь.

Подробно и точно передает Толстой нюансы психологического состояния героев, что руково­дит ими в совершении того или иного поступка. Автор намеренно ставит перед своими героями, казалось бы, неразрешимые проблемы, наме­ренно «заставляет» их совершать неблаговидные поступки, чтобы показать и сложность человече­ских характеров, их неоднозначность, и путь преодоления, очищения души человеческой. Как ни горька была чаша стыда и самоуничиже­ния, которую испила Наташа, встретив Курагина, но она вынесла это испытание с достоинст­вом. Ее мучило не собственное горе, а то зло, ко­торое она причинила князю Андрею, и вину ви­дела только свою, а не Анатоля.

Раскрытию духовного состояния героев спо­собствуют внутренние монологи, которые Тол­стой использует в художественном повествова­нии. Невидимые со стороны переживания под­час ярче характеризуют героя, нежели его по­ступки. В Шенграбенском сражении Николай Ростов впервые столкнулся со смертью: «Что это за люди?.. Неужели ко мне они бегут? И зачем? Убить меня? Меня, кого так любят все?» . И ав­торский комментарий дополняет психологическое состояние человека на войне, во время ата­ки, где невозможно установить границы между смелостью и трусостью: «Ему вспомнилась лю­бовь к нему его матери, семьи, друзей, и намере­ние неприятелей убить его показалось невоз­можно» . Еще не раз испытает подобное состоя­ние Николай, прежде чем преодолеет в себе чув­ство страха.

Нередко использует писатель такое средство психологической характеристики героев, как сон. Это помогает раскрыть тайники человече­ской психики, процессы, не контролируемые разумом. Во сне Петя Ростов слышит музыку, на­полняющую его жизненной силой и желанием совершать великие дела. И смерть его воспринимается читателем как оборвавшийся музыкаль­ный мотив.

Дополняют психологический портрет героя его впечатления от окружающего мира. Причем у Толстого это передается нейтральным рассказ­чиком через чувства и переживания самого ге­роя. Так, эпизод Бородинской битвы читатель видит глазами Пьера, а Кутузов на военном сове­те в Филях передается через восприятие кресть­янской девочки Малаши.

Принцип контраста, противопоставления, антитезы - определяющий в художественной структуре «Войны и мира» - выражен и в пси­хологических характеристиках героев. Как по-разному называют солдаты князя Андрея - «наш князь», и Пьера - «наш барин»; как по-разному герои ощущают себя в народной среде. Восприятие людей «пушечным мясом» не один раз возникает у Болконского в противовес едине­нию, слиянию Безухова с солдатами на Бородин­ском поле и в плену.

На фоне масштабного, эпического повествова­ния Толстому удается проникнуть в глубины че­ловеческой души, показать читателю развитие внутреннего мира героев, путь их нравственного совершенствования или процесс морального опустошения, как в случае с семьей Курагиных. Все это позволяет писателю раскрыть свои этиче­ские принципы, увлечь за собой читателя на путь собственного самосовершенствования. Как говорил Л.Н. Толстой, на­стоящее произведение искусства делает то, что в сознании воспринимающего уничтожается раз­деление между ним и художником, и не только между ним и художником, но и между ним и все­ми людьми.

Летописные традиции в романе. Символические образы в произведении

Исторические рассуждения Толстого - это скорее надстройка над его художественным видением истории, чем его основа. И надстройка эта имеет, в свою очередь, важную художественную функцию, от которой ее не следует отрывать. Исторические рассуждения усиливают художественный монументализм «Войны и мира» и сходны с отступлениями древнерусских летописцев от рассказываемого. В той же мере, что и у летописцев, эти исторические рассуждения расходятся в «Войне и мире» с фактической стороной дела и в известной мере внутренне противоречивы. Они напоминают стихийно возникающие у летописца моральные наставления читателям. Эти отступления летописца возникают применительно к тому или иному случаю, но не являются целостным осмыслением всего хода истории.

Б. М. Эйхенбаум первый сравнил Толстого с летописцем, но сходство это заметил в своеобразной непоследовательности изложения, которую он, вослед И. П. Еремину, считал присущей летописанию.

Древнерусский летописец, однако, по-своему последовательно излагал происходившее. Правда, в отдельных случаях - там, где факты вступали в соприкосновение с его религиозным мировоззрением, - происходила как бы вспышка его проповеднического пафоса и он пускался в рассуждения о «казнях божиих», подвергая этому своему идеологическому истолкованию только незначительную часть того, о чем рассказывал.

Толстой как художник, как и летописец-рассказчик, гораздо шире исторического моралиста. Но рассуждения Толстого об истории обладают, однако, важной художественной функцией, подчеркивая значительность художественно изложенного, сообщая роману необходимую ему летописную медитативность.

Работе над «Войной и миром» предшествовали не только увлечение Толстого историей, внимание к жизни крестьянина, но и усиленные и серьезные занятия педагогикой, вылившиеся в создание специальной, профессионально написанной учебной литературы и книг для детского чтения. И именно в период занятий педагогикой приходит к Толстому увлечение старинной русской литературой и фольклором. В «Войне и мире» как бы слились три стихии, три потока: это интерес Толстого к истории, в особенности европейской и русской, появившийся у писателя почти одновременно с началом его литературной деятельности, это и постоянное, с молодых лет сопутствующее Толстому стремление понять народ, помочь ему и, наконец, слиться с ним, это и весь запас духовных богатств и знаний, воспринятых и полученных писателем через литературу. И одно из самых сильных литературных впечатлений времени, предшествовавшего работе над романом,- так называемая Толстым „народная литература.

С 1871 года писатель приступил к непосредственной работе над «Азбукой», куда, как известно, вошли извлечения из «Несторовой летописи» и переработки житий. Материал же для «Азбуки» он начал собирать с 1868 г., тогда как работа над «Войной и миром» оставлена только в 1869 г. Сам же замысел «Азбуки» возник еще в 1859 г. Принимая во внимание тот факт, что Толстой начинал собственно писать свои произведения только после того, как хотя бы в основных чертах складывался замысел, после того, как был собран и осмыслен необходимый для работы материал, уверенно можно говорить о том, что годы создания «Войны и мира» - это годы, прожитые писателем и под впечатлением периодического обращения к памятникам древней литературы. Кроме того, изучая в качестве источника «Историю Государства Российского» Карамзина, Толстой постигал летописи.

Описание неба

Во время Аустрелицкого сражения Андрей Болконский был ранен. Когда он упал и увидел над собой небо, то он понял, что его стремление к Тулону – это бессмысленное и пустое. «Что это? я падаю? у меня ноги подкашиваются», - подумал он и упал на спину. Он раскрыл глаза, надеясь увидать, чем кончилась борьба французов с артиллеристами, и желая знать, убит или нет рыжий артиллерист, взяты или спасены пушки. Но он ничего не видал. Над ним не было ничего уже, кроме неба, - высокого неба, не ясного, но все-таки неизмеримо высокого, с тихо ползущими по нем серыми облаками. "Как тихо, спокойно и торжественно, совсем не так, как я бежал, - подумал князь Андрей, - не так, как мы бежали, кричали и дрались; совсем не так, как с озлобленными и испуганными лицами тащили друг у друга банник француз и артиллерист, - совсем не так ползут облака по этому высокому бесконечному небу. Как же я не видал прежде этого высокого неба? И как я счастлив, что узнал его наконец. Да! все пустое, все обман, кроме этого бесконечного неба. Ничего, ничего нет, кроме его. Но и того даже нет, ничего нет, кроме тишины, успокоения. И слава богу!..»

Описание дуба

Описание дуба в произведении весьма символично. Первое описание дается, когда Андрей Болконский едет весной в Отрадное. «На краю дороги стоял дуб. Вероятно, в десять раз старше берез, составлявших лес, он был в десять раз толще и в два раза выше каждой березы. Это был огромный, в два обхвата дуб, с обломанными давно, видно, суками и с обломанной корой, заросшей старыми болячками. С огромными своими неуклюже, несимметрично растопыренными корявыми руками и пальцами, он старым, сердитым и презрительным уродом стоял между улыбающимися березами. Только он один не хотел подчиняться обаянию весны и не хотел видеть ни весны, ни солнца.

"Весна, и любовь, и счастие! - как будто говорил этот дуб. - И как не надоест вам все один и тот же глупый, бессмысленный обман. Все одно и то же, и все обман! Нет ни весны, ни солнца, ни счастья. Вон смотрите, сидят задавленные мертвые ели, всегда одинакие, и вон и я растопырил свои обломанные, ободранные пальцы, где ни выросли они - из спины, из боков. Как выросли - так и стою, и не верю вашим надеждам и обманам». Увидев дуб, князь Андрей понимает, что он должен доживать свою жизнь, не делая зла, не тревожась и ничего не желая.

Второе описание дуба приведено, когда Болконский уже в начале июня возвращается из Отрадного. «Старый дуб, весь преображенный, раскинувшись шатром сочной, темной зелени, млел, чуть колыхаясь в лучах вечернего солнца. Ни корявых пальцев, ни болячек, ни старого горя и недоверия - ничего не было видно. Сквозь столетнюю жесткую кору пробились без сучков сочные, молодые листья, так что верить нельзя было, что это старик произвел их. "Да это тот самый дуб", - подумал князь Андрей, и на него вдруг нашло беспричинное весеннее чувство радости и обновления. Все лучшие минуты его жизни вдруг в одно и то же время вспомнились ему. И Аустерлиц с высоким небом, и мертвое укоризненное лицо жены, и Пьер на пароме, и девочка, взволнованная красотою ночи, и эта ночь, и луна - и все это вдруг вспомнилось ему».

Теперь он делает вывод, что «Нет, жизнь не кончена в тридцать один год… Мало того, что я знаю все то, что есть во мне, надо, чтоб я все знали это: и Пьер, и эта девочка, которая хотела улететь в небо, надо, чтобы все знали меня, чтобы не для одного меня шла моя жизнь, чтобы не жили они так, как эта девочка, независимо от моей жизни, чтобы на всех она отражалась и чтобы все они жили со мною вместе!»

Лысые Горы

Название "Лысые Горы", как и название имения Ростовых "Отрадное", действительно, глубоко неслучайно и символично, но смысл его, по крайней мере, неоднозначен. Словосочетание "Лысые Горы" ассоциируется с бесплодностью (лысые) и с возвышением в гордости (горы, высокое место). И старого князя, и князя Андрея отличают и рационалистичность сознания (по Толстому, духовно не плодотворная, в противоположность естественности простоты Пьера и правде интуиции, свойственной Наташе Ростовой), и гордость. Кроме того, Лысые Горы, - по-видимому, своеобразная трансформация названия имения Толстых Ясная Поляна: Лысые (открытые, незатененные) - Ясная; Горы - Поляна (и по контрасту "высокое место - низина"). Как известно, описание жизни в Лысых Горах (и в Отрадном) навеяно впечатлениями яснополянского семейного быта.

Тит, грибы, пчельник, Наташа

Накануне Аустерлицкого сражения на дворе Кутузова слышались голоса укладывавшихся денщиков; один голос, вероятно кучера, дразнившего старого кутузовского повара, которого знал князь Андрей и которого звали Титом, говорил:

- "Тит, а Тит?

-Ну, - отвечал старик.

-Тит, ступай молотить, - говорил шутник.

"И все-таки я люблю и дорожу только торжеством над всеми ими, дорожу этой таинственной силой и славой, которая вот тут надо мной носится в этом тумане!"

Поддразнивающая, "автоматически" повторяющаяся реплика кучера, вопрос, не требующий ответа, выражает и подчеркивает абсурдность и ненужность войны. С нею контрастируют беспочвенные и "туманные" (очень значимо упоминание о тумане) мечты князя Андрея. Эта реплика повторяется немного ниже, в главе XVIII, описывающей отступление русской армии после Аустерлицкого разгрома:

"-Тит, а Тит! - сказал берейтор.

-Чего? - рассеянно отвечал старик.

-Тит! Ступай молотить.

-Э, дурак, тьфу! - сердито плюнув, сказал старик. Прошло несколько времени молчаливого движения, и повторилась опять та же шутка".

Имя "Тит" символично: святой Тит, праздник которого приходится на 25 августа старого стиля, в народных представлениях ассоциировался с молотьбой (на это время приходился разгар молотьбы) и с грибами. Молотьба в народной поэзии и в "Слове о полку Игореве" - метафора войны; грибы в мифологических представлениях связываются со смертью, с войной и с богом войны Перуном.

Назойливо повторяющееся упоминание имени Тита, ассоциирующееся с бессмыслицей ненужной и непонятной войны 1805 года, контрастирует с героическим, возвышенным звучанием этого же имени в прославляющих Александра I стихах.

Больше имя Тита в "Войне и мире" не появляется, но один раз оно дано в подтексте произведения. Перед Бородинским сражением Андрей Болконский вспоминает, как "Наташа с оживленным, взволнованным лицом рассказывала ему, как она в прошлое лето, ходя за грибами, заблудилась в большом лесу" . В лесу она встретила старика пчельника.

Воспоминание князя Андрея о Наташе, заблудившейся в лесу, в ночь накануне Бородинского сражения, накануне возможной смерти, конечно, не случайно. Грибы ассоциируются с днем святого Тита, а именно праздник святого Тита, 25 августа старого стиля, был кануном Бородинского сражения - одного из самых кровопролитных в истории войн с Наполеоном. Урожай грибов ассоциируется с громадными потерями обеих армий в Бородинской битве и со смертельным ранением князя Андрея при Бородине.

Сам же день Бородинского сражения - 26 августа старого стиля - был днем праздника святой Наталии. Грибы как знак смерти неявно противопоставлены Наташе как образу торжествующей жизни (латинское по происхождению имя Natalia означает "рождающая"). Старый пчельник, которого встречает Наташа в лесу, также, очевидно, олицетворяет начало жизни, контрастирующее с грибами и темнотой леса. В «Войне и мире» «роевая» жизнь пчел - символ естественной человеческой жизни. Показательно, что пчелиный промысел считается один из тех, которые требуют нравственной чистоты и праведной жизни перед Богом.

Гриб - но в метафорическом значении - встречается в тексте "Войны и мира" несколько позднее, и, опять-таки, в эпизоде, изображающем князя Андрея и Наташу. Наташа в первый раз входит в комнату, где лежит раненый Болконский. «В избе этой было темно. В заднем углу у кровати, на которой лежало что-то, на лавке стояла нагоревшая большим грибом сальная свечка» . Форма гриба, упоминание о грибе и здесь символичны; гриб ассоциируется со смертью, с миром мертвых; нагар в форме гриба не дает распространиться свету: «В избе этой было темно". Темнота наделена признаками небытия, могилы. Не случайно сказано: "В заднем углу, у кровати, на которой лежало что-то» - не кто-то, а что-то, то есть князь Андрей описывается в восприятии еще не различающей предметы в темноте Наташи как тело, как словно бы покойник. Но всё меняется: когда «нагоревший гриб свечки свалился, и она ясно увидела лежащего … князя Андрея, такого, каким она всегда его видела», живого. Значит, очевидны, и фонетические, звуковые ассоциации между словами "гриб" и "гроб", и подобие шляпки "гриба" крышке гроба.

Святой Николай Мирликийский, Николай Андреевич, Николай и Николенька

Несколько упоминаемых в "Войне и мире" храмов посвящено святому Николаю (Николе) Мирликийскому. Пьер по пути к Бородинскому полю спускается по дороге, ведущей «мимо стоящего на горе направо собора, в котором шла служба и благовестили ». Упоминание Толстого о можайском Никольском соборе не случайно. Можайск и его надвратный храм воспринимались как символические ворота Москвы, Московской земли, а святой Николай - как покровитель не только Можайска, но и всей Русской земли. Символично и имя святого, производное от греческого слова - "победа"; имя "Николай" означает "победитель народов", наполеоновская армия же состояла из солдат разных народов - "двунадесяти язык" (двадцати народов). В 12 верстах не доходя до Можайска, на Бородинском поле, у ворот Москвы русские одерживают духовную победу над армией Наполеона. Николай (Никола) Мирликийский особенно почитался на Руси; в простом народе его даже могли считать четвертым Богом кроме Троицы, "русским Богом"

Когда французский авангард вступил в Москву, "oколо середины Арбата, близ Николы Явленного, Мюрат остановился, ожидая известия от передового отряда о том, в каком положении находилась городская крепость "le Kremlin"" . Храм Николы Явленного выступает здесь в роли своеобразного символического замещения святого Кремля, вехи на подступах к нему.

Покидающие Москву наполеоновские войска и русские пленные проходят "мимо церкви", оскверненной французами: у ограды был поставлен стоймя "труп человека … вымазанный в лице сажей".Не названная церковь - это сохранившийся храм Николы Чудотворца (Николая Мирликийского) в Хамовниках. Изображение храма Николы в Хамовниках - это еще один пример указания на символическое значение святого Николы (Николая) и имени "Николай" в "Войне и мире": Никола Угодник словно бы выпроваживает из Москвы французов, которые осквернили его храм.

Действие Эпилога приходится на «канун зимнего Николина дня, 5 декабря 1820 года» . Престольный праздник в Лысых Горах, где собираются любимые толстовские герои, - праздник святого Николая. К зимнему Николину дню собираются вместе все оставшиеся в живых представители родов Ростовых и Болконских и Пьер Безухов; вместе оказываются главы, отцы семейств Ростовых - Болконских (Николай) и Безуховых - Ростовых (Пьер). Из старшего поколения - графиня Ростова.

Имя «Николай», очевидно, для Толстого не только «отцовское» имя (его отец Николай Ильич) и имя любимого рано умершего брата Николеньки, но и «победоносное» - Николаем звали Болконского-старшего, генерал-аншефа, которого ценили еще екатерининские полководцы и сама императрица; Николенькой зовут младшего из Болконских, в Эпилоге мечтающего о подвиге, о подражании героям Плутарха. Честным и храбрым военным стал Николай Ростов. Имя "Николай" - как бы «самое русское имя»: не случайно, все оставшиеся в живых из Ростовых и Болконских и Пьер, а также друг Николая Ростова Денисов в Эпилоге собираются в лысогорском доме к празднику Николы зимнего.

Тайны князя Андрея

В видениях князя Андрея таится очень глубокий и именно потому плохо передаваемый рациональным словом смысл.

"И пити-пити-пити" - можно предположить: этот неотмирный, неземной шелест, слышимый умирающим, напоминает повторяющееся слово "пить" (в форме инфинитива "пити", характерной и для высокого слога, для церковнославянского языка, и для слога простого, но для Толстого не менее возвышенного - для простонародной речи). Это напоминание о Боге, об источнике жизни, о "воде живой", это ее жажда.

"Вместе с этим, под звук этой шепчущей музыки, князь Андрей чувствовал, что над лицом его, над самой серединой воздвигалось какое-то странное воздушное здание из тонких иголок или лучинок". - Это и образ восхождения, невесомая лестница, ведущая к Богу.

"Это было белое у двери, это была статуя сфинкса…" - Сфинкс, крылатое животное с туловищем льва и головой женщины, из древнегреческого мифа задавал загадки Эдипу, не разгадавшему грозила смерть. Белая рубашка, которую так видит князь Андрей, есть тайна, и есть для него как бы образ смерти. Образ жизни для него - входящая чуть позже Наташа.

«Война и мир» как роман-эпопея

Появление «Воины и мира» было поистине величественным событием в развитии мировой литературы. Со времени «Челове­ческой комедии» Бальзака не появлялось произведений такого огромного эпического размаха, с таким масштабом в изобра­жении исторических событий, с таким глубоким проникнове­нием в судьбы людей, их нравственно-психологическую жизнь. Эпопея Толстого показала, что особенности национально-исто­рического развития русского народа, его историческое прошлое дают гениальному писателю возможность создания гигантских эпических композиций, подобных «Илиаде» Гомера. «Война и мир» свидетельствовала также о высоком уровне и глубине реалистического мастерства, достигнутых русской литературой всего за каких-нибудь тридцать лет после Пушкина. Нельзя не привести восторженных слов Н. Н. Страхова о могучем творе­нии Л. Н. Толстого. «Какая громада и какая стройность! Ниче­го подобного не представляет нам ни одна литература. Тысячи лиц, тысячи сцен, всевозможные сферы государственной и част­ной жизни, история, война, все ужасы, какие есть на земле, все страсти, все моменты человеческой жизни, от крика новорож­денного ребенка до последней вспышки чувства умирающего старика, все радости и горести, доступные человеку, всевозможные душевные настроения, от ощущения вора, укравшего чер­вонцы у своего товарища, до высочайших движений героизма и дум внутреннего просветления,- все есть в этой картине. А между тем ни одна фигура не заслоняет другой, ни одна сце­на, ни одно впечатление не мешают другим сценам и впечатле­ниям, все на месте, все ясно, все раздельно и все гармонирует между собою и с целым. Подобного чуда в искусстве, притом чуда, достигнутого самыми простыми средствами, еще не было на свете» [v].

Толстовским представлениям о действительности оптимально соответствует новый синтетический жанр. Толстой отвергал все традиционные жанровые определения, называл свое произведение просто «книгой», но вместе с тем проводил параллель между ним и «Илиадой». В советской науке утвер­дился взгляд на него как на роман-эпопею. Иногда предлагаются другие наименования: «новая, невидан­ная дотоле разновидность романа» (А. Сабуров), «ро­ман-поток» (Н. К. Гей), «роман-история» (Е, Н. Купре-янова), «социальная эпопея» (П, И. Ивипский)... По-ви­димому, наиболее приемлем термин «исторический роман-эпопея». Здесь органически, хотя иногда и про­тиворечиво сливаются свойства эпопеи, семейной хро­ники и романа: исторического, социально-бытового, психологического.

Явные признаки эпопейного начала в «Войне и мире» - ее объем и тематическая энциклопедичность. Толстой намеревался в своей книге «захватить все». Но дело не только во внешних признаках.

Древняя эпопея - повествование о минувшем, «эпи­ческом прошлом», отличном от настоящего и по обра­зу жизни, и по характерам людей. Мир эпоса - это «век героев», время, в некотором роде образцовое для времени читателя. Предмет эпопеи - со­бытия не просто значительные, но важные для всего народного коллектива. А. Ф. Лосев называет главным признаком любой эпопеи именно примат общего над индивидуальным. Отдельный герой в ней существует лишь в качестве выразителя (или антагониста) общей жизни.

Мир архаической эпопеи замкнут в самом себе, абсо­лютен, самодовлеющ, оторван от других эпох, «закруг­лен». У Толстого же «воплощение всего круглого» - Платон Каратаев. «Народно-эпическая, сказочно-бы­линная тенденция, ясно определившаяся к кошту рома­на, привела к появлению фигуры Платона Каратаева. Это было важно и необходимо для повышения жан­ра - для выведения его из исторического романа в народно-героическую эпопею...- писал Б. М. Эйхенбаум.- С другой стороны, рассказ о Кутузове доведен концу книги до агиографического стиля, что тоже было необходимо при определившемся повороте от романа к эпосу» . Внутренне родствен картине мира в эпопее и образ-символ водяного шара, приснившегося Пьеру. Недаром Фет назвал «Войну и мир» романом «круглым».

Однако образ шара естественно рассмотреть как символ не столько наличной, сколько желаемой, в идеале достижимой действительности. (Недаром этот сон оказывается следствием напряженнейших духовных метаний героя, а не их исходным пунктом и снится Пьеру после его разговора с солдатами, выражающими «вечную» народную мудрость жизни.) IT. К. Гей отмечает, то свести весь мир толстовского произведения к шару нельзя: этот мир -поток, мир романа, а шар - замкнутый в себе мир эпопеи . . "Правда, водяной шар - особый, вечно обновляющийся. Он обладает формой твердого тела, а вместе с тем не имеет острых углов и отличается неизбывной изменчивостью жидкости (сливающиеся и новь разъединяющиеся капли). Показателен смысл эпилога в трактовке С. Г. Бочарова: «Новой деятель­ности его (Безухова.- С. К.) не одобрил бы Каратаев, зато он бы одобрил семейную жизнь Пьера; так разде­ляются в итоге малый мир, домашний круг, где сохра­няется приобретенное благообразие, и мир большой, где снова круг размыкается в линию, путь, возобновляется «мир мысли» и «бесконечное стремление» . Мир ро­мана-эпопеи текуч и в то же время определенен в своих очертаниях, хотя в этой определенности, «замкнутости» есть и известная ограниченность. Истинная картина мира в произведении Толстого - действительно поток линейно направленный. Но она же - гимн эпическому состоянию мира. Состоянию, а не процессу.

Собственно романические элементы кардинально обновлены Толстым. Господствовавшая в XIX в. схема исторического романа, восходящая к опыту Вальтера Скотта, предполагала прямые авторские разъяснения отличий между эпохами, господство вымышленной (часто любовной) интриги; исторические герои и собы­тия играли роль фона. Роман обычно начинался с пуб­лицистического предисловия, где автор заранее объяс­нял принципы своего подхода к прошедшему. Затем следовала пространная экспозиция, в которой опять-таки сам автор раскрывал перед читателем ситуацию, характеризовал действующих лиц, их отношения меж­ду собой, иногда давал предысторию. Подробно и сразу целиком давались портреты, описания одежд, обстанов­ки и т. д.- отнюдь не по «лейтмотивному» принципу не полностью повторяющихся деталей, как это стало у Толстого. В «Войне и мире» все иначе. Толстой не раз принимался за предисловие к ней, но ни один ва­риант не довел до конца. Некоторые варианты пред­ставляют собой традиционную экспозицию. В оконча­тельном виде роман начинается с разговора - куска жизни, словно захваченного врасплох. Публицистиче­ские же рассуждения перенесены из начала (в преди­словии они традиционно считались вполне естествен­ными) в основной текст, где они, выражая идеи преоб­ладания общего над частным, «примыкают, главным образом, к эпопейному ряду»[x] по своему содержанию, однако по форме (монолог автора) резко отличают «Войну и мир» от безличных, «бесстрастных» эпопей древности и способствуют ее жанровой уникаль­ности.

Нет в романе Толстого и традиционной развязки. Писателя не могло удовлетворить обычное заверше­ние- смерть или счастливый брак героев и даже ге­роинь, исторически лишенных социальной активности, на которую были способны мужчины. «Когда все жиз­ненные проблемы женщины разрешались ее замужест­вом,- сказано в одной из теоретических работ,- роман

кончался свадьбой, а когда морально-экономические проблемы в самой жизни становятся сложнее, возни­кает и более сложная проблематика в литературе и решения уже лежат в иной плоскости». Для Толсто­го не типично ни то, ни другое традиционное заверше­ние. Его герои умирают или женятся (выходят замуж) задолго до конца романа. Писатель этим как бы под­черкивает принципиальную открытость романной струк­туры, развивающуюся в новейшей литературе.

Кульминация в «Войне и мире», как и в большин­стве исторических романов, совпадает с наиболее зна­чительным историческим событием. Но ее особен­ность- в расчлененности и многоступенчатости, соот­ветствующей эпопейному началу в книге. Древние эпо­пеи далеко не всегда имеют четко выделенные элемен­ты композиции, такие, как в концентрических сюжетах романов нового времени. Причина тому - содержательная. Характеры героев эпопеи последовательно не раз­виваются, сущность эпического героя состоит во всегдашней готовности к подвигу, реализация кото­рого является моментом производным. Поэтому герой или его антагонист могут внезапно исчезнуть из дей­ствия и столь же неожиданно вновь, появиться - после­довательность их пути так же неважна, как и их воз­можная духовная эволюция. Нечто подобное мы видим в «Войне и мире». Отсюда и «размытость» кульмина­ции; патриотические потенции народа могут развер­нуться в любое время, когда это будет необходимо.

В самом деле, кульминация - это не только Боро­дино, в генеральном сражении участвует пока лишь армия. «Дубина народной войны» - такой же вершинный композиционный эпизод для Толстого. А также оставление Москвы жителями, которые убеждены: «Под управлением французов нельзя было быть...» Каждая сюжетная линия, связанная с той или иной группой героев, имеет свой «вершинный» момент, Общая же кульминация «Войны и мира» совпадает с патриотиче­ским подъемом всех сил русского народа и распростра­няется на большую часть последних двух томов.

Жанровая специфика сказывается и в способе соче­тания отдельных эпизодов и звеньев. Деление на корот­кие главы, одинаковое для всех больших произведений Л. Толстого, облегчает восприятие, читатель получает возможность «перевести дыхание». Это не чисто техни­ческое деление, расчлененный эпизод воспринимается не как совпадающий с границами главы: эпизод-глава кажется более цельным. Но вообще действие распре­деляется не по главам, а по эпизодам. Внешне они со­единены без определенной последовательности, как бы хаотично. Сюжетные линии перебивают одна другую, начатое подробно сводится к пунктиру (например, раз­работка фигуры Долохова), целые линии пропадают вовсе и т. д. Этот способ соединения эпизодов свойст­вен древним героическим эпопеям. В них каждый эпи­зод самостоятельно значим именно потому, что герои­ческое содержание, потенции характеров заранее из­вестны. Поэтому отдельные эпизоды (отдельные былины, отдельные песни и легенды о героях «Махабхараты» или «Илиады») могут существовать незави­симо друг от друга, получать самостоятельную литера­турную обработку. Нечто подобное свойственно «Войне и миру» Толстого. Хотя толстовские характеры неизмеримо более подвижны, сложны и многообразны, чем в древних эпопеях, оценочная поляризация сил в «Войне и мире» не меньшая. Уже при чтении первых частей ясно, кто из персонажей потом окажется истин­ным героем. Эта черта принадлежит именно роману-эпопее. Изна­чальная проясненность положительных и отрицатель­ных характеров и делает возможной относительную самостоятельность эпизодов «Войны и мира». Толстой хотел, чтобы каждая часть сочинения имела не­зависимый интерес.

Самостоятельность эпизодов выражается даже в таком типичном свойстве эпопей, как наличие сюжет­ных противоречий. В разных эпизодах древней эпопеи характеры героев могли сочетать в себе (в значительной мере механисти­чески) не связанные между собой и даже противополож­ные черты, которые имели «независимый интерес» и в соответствии с содержанием отрывка легко допускали взаимоподстановку. Например, Ахилл в одних песнях «Илиады» - воплощенное благородство, в других - кровожадный злодей; почти везде - бесстрашный ге­рой, но иногда и трусливый беглец. Весьма несходен в разных былинах нравственный облик Алеши Поповича. Это не романическая текучесть характера, при которой закономерно изменяется один и тот же человек, это как бы сочетание в одном человеке черт разных людей. Нечто сходное есть и в «Войне и мире».

У Толстого при всех тщательнейших переделках, переписках и переизданиях романа-эпопеи остались не­увязки. Так, Долохов в сцене пари с англичанином пло­хо говорит по-французски, а в 1812 г. едет в разведку под видом француза. Василий Денисов сначала Дмитрич, а потом Федорович. Николая Ростова выдвинули вперед после Островненского дела, дали ему батальон гусаров, но уже после этого, в Богучарове, он опять командир эскадрона. Денисова, еще в 1805 г. произве­денного в майоры, в 1807 г. пехотный офицер называет ротмистром. Читатели всегда обращают внимание на то, что в эпилоге очень резко, как будто даже неподго­товленно, изменяется столь поэтичная прежде Наташа. Но не менее, если не более резкие перемены произошли и с ее братом. Ранее легкомысленный юнец, который в один вечер проигрывает 43 тысячи, а в имении может лишь накричать без толку на управляющего, вдруг ста­новится умелым хозяином. В 1812 г. под Островной он, опытный командир эскадрона, прошедший две кампа­нии, совершенно теряется, ранив и пленив француза, а спустя несколько мирных лет угрожает, не задумываясь, рубить своих по приказу Аракчеева.

Наконец, как в старинных эпопеях, у Толстого воз­можны композиционные повторения. Нередко с одним эпическим персонажем случается то же или почти то же, что и с другим (стилистические и сюжетные кли­ше, наиболее характерные для фольклора). В «Войне и мире» отчетливо прослеживается параллелизм двух ранений Болконского с последующими духовными про­светлениями, его двух смертей - мнимой и подлинной. У Андрея и у Пьера (у обоих неожиданно) умирают нелюбимые жены - во многом потому, что автору нуж­но привести их к одной и той же Наташе.

В старинных эпопеях противоречия и клише в зна­чительной мере обусловливались устным характером их распространения, но далеко не только этим, что до­казывает сугубо литературный пример Толстого. На­лицо определенная общность эпического миросозерца­ния, своего рода «героической» концепции ушедшей в прошлое действительности, которая и диктует компози­ционную свободу, а вместе с тем сюжетную предсказуе­мость.

Между эпизодами «Войны и мира» существует и романическая связь. Но это не обязательно последова­тельное перетекание одного события в другое, как в традиционных романах. Художественная необходимость именно такого, а не иного расположения многих эпизо­дов (что подчас совершенно несущественно для эпо­пеи) определяется их «сопряжением» в более крупном единстве, иногда в масштабах всего произведения, по принципам аналогии или контраста. Так, описание ве­чера у Шерер (сущность жизни этого круга характери­зует Курагин с детьми) перебивается беседой дру­зей- Андрея и Пьера, которые противостоят бездухов­ности света; далее через того же Пьера действие рас­крывает оборотную сторону великосветской чопорно­сти- разгул офицеров на квартире Анатоля. Тем самым в трех первых эпизодах романа духовность предстает в окружении бездуховности разного рода.

Иногда эпизоды «сцепляются» через очень большие промежутки текста, составляя в конечном счете его гибкое единство. Принципы романической взаимосвязанности выражаются даже в типичнейших эпопейных элементах, например повторениях. Повторения у Толстого никогда не бывают простыми клише. Они всегда неполные, всегда «лейтмотивно» выявляют происшед­шие изменения, а порой - жизненный опыт персонажей, воздействие на них новых событий или других людей. Кутузов дважды - в Царево-Займище и в Филях - го­ворит о том, что заставит французов есть лошадиное мясо. Этим наглядно, подтверждается толстовский тезис о последовательности и неизменной уверенности муд­рого полководца, но вместе с тем контрастно сопостав­лены два его противоположных духовных состояния: воистину эпическое спокойствие, когда он только при­нимает пост главнокомандующего, и внутренняя потрясенность перед неизбежной сдачей Москвы. В древней эпопее такое «сцепление» характеров и мо­тивов совершенно исключено. Отдельные образы людей, как и отдельные эпизоды там свободны от взаимовлияния.

Учитывая «сцепление» всего романа, можно объяс­нить и метаморфозы Ростовых в эпилоге. Наташа - воплощение__любви к людям, для нее форма ничего не значит (в противоположность людям курагинского кру­га); поэтому Толстой любуется ею, когда она стано­вится матерью, не менее, нежели когда она была вос­торженной девушкой, и охотно извиняет ей внешнее неряшество. Николай после трусливого бегства в первом бою становится хорошим офицером, в эпилоге он показан хорошим хозяином. Рубить своих Николай угрожает явно сгоряча, к тому же Ростов давно отучен от любых неординарных мыслей - эта сторона его обли­ка подробно раскрыта в тильзитском эпизоде. Так от первой половины книги перебрасываются связующие нити к эпилогу, и внезапный, на первый взгляд, «пере­лом» в характере оказывается во многом мотивированным. Точно так же противоречия с чинами и должностями Ростова и Денисова могут быть объяснены не только эпопейной самостоятельностью разных эпизодов, но и тем отчасти пренебрежительным отношением к внешней стороне войны, которое характерно для исторической концепции автора. Таким образом, в одних и тех же эпизодах и деталях одновременно проявляются как эпопейное, так и более гибкое, диалектической романное начала.

Литература

1. Бочаров С. Мир в «Войне и мире».- Вопр. литературы, 1970, № 8, с. 90.
2. Гей Н. К.- О поэтике романа («Война и мир», «Анна Каренина», «Воскресение» Л. Н. Толстого), с. 126.
3. Грабак И. Необходима эпика.- В кн.: Литература и время. Литературно-художественная критика в ЧССР. М., 1977, с. 197.
4. Гусев И. Н. Жизнь Льва Николаевича Толстого. Л. Н. Толстой в расцвете художественного гения (1862-1877), с. 81.
5. Долинина Н.Г. По страницам «Войны и мир». Заметки о романе Л.Н. Толстого «Война и мир» / оформ. Ю. Далецкой. – Изд. 5-е. СПб: ДЕТГИЗ-Лицей, 2004. – 256с.
6. История русской литературы XIX века. В 3ч. Ч.3. (1870 – 1890 годы): учеб. для студентов вузов, обучающихся по специальности 032900 «Русс. яз. и лит.» / (А.П. Ауэр и др.); под ред. В.И. Коровина. – М.: Гуманитар. изд. центр ВЛАДОС, 2005. – С. 175 – 265.
7. Курляндская Г.Б. Нравственный идеал героев Л.Н. Толстого и Ф.М. Достоевского. – М.: Просвещение, 1988. – С. 3 – 57, 102 – 148, 186 – 214.
8. Ломунов К.Н. Лев Толстой в современном мире. М., «Современник», 1975. – С. 175 – 253.
9. Николаева Е. В. Некоторые черты древнерусской литературы в романе-эпопее Л. Н. Толстого «Война и мир». С. 97, 98.
10. Петров С.М. Исторический роман в русской литературе. – М.: Просвещение, 1961. – С. 67 – 104.
11. Полянова Е. Толстой Л.Н. «Война и мир»: критические материалы. – М.: изд. «Голос», 1997. – 128с.
12. Сабуров А. А. «Война и мир» Л. Н. Толстого. Проблемати­ка и поэтика. С. 460, 462.
13. Сливицкая О.В. «Война и мир» Л.Н. Толстого: Проблемы человеческого общения. – Л.: Издательство Ленинградского университета, 1988. – 192с.
14. Страхов Н.Н. Критические статьи об И.С. Тургеневе и Л.Н. Толстом, изд. 4, т. I, Киев, 1901, стр. 272.
15. Творчество Л. Н. Толстого. М., 1954. – С. 173.
16. Толстой Л.Н. Война и мир: Роман. В 4 т.: Т. 3 – 4. – М.: Дрофа: Вече, 2002. – С. 820 – 846.
17. Толстой Л.Н. в русской критике. Сборник статей. Вступит. статья и примечание С.П. Бычкова. Научно-текстол. Подготовка Л.Д. Опульской, М., «Сов. Россия», 1978. – 256с.
18. Толстой Л.Н. Война и мир. Т. I – II. – Л.: 1984. – 750с.
19. Толстой Л.Н. Война и мир. Т. II – IV. – Л.: Лениздат, 1984. – 768с.
20. Топоров В.Н. Исследования по этимологии и семантике. М., 2004. Т. 1. Теория и некоторые частные ее приложения. С. 760-768, 772-774.
21. Хализев В.Е., Кормилов С.И. Роман Л.Н. Толстого «Война и мир»: учеб. пособие для пед. ин-тов. – М.: Высш. Школа, 1983. – 112с.
22. Эйхенбаум Б, М. Черты летописного стиля в литературе XIX века.-В кн.: Эйхенбаум Б. М. О прозе. Л., 1969, с. 379.

Беспрецедентным в истории мировой литературы является классический роман Льва Николаевича Толстого «Война и мир», повествующий о жизни русского общества в эпоху наполеоновских войн. Грандиозное произведение в течение многих лет пользуется неизменным успехом у читателей и литературных исследователей во всем мире. Предлагаем к ознакомлению анализ романа по плану, который будет полезен ученикам 10 класса при написании сочинения на заданную тему, подготовке к уроку по литературе и предстоящему ЕГЭ.

Краткий анализ

Год написания – 1863-1869 годы.

История создания – Первоначально Толстой планировал написать повесть о декабристе, который вместе с семьей вернулся домой из многолетней ссылки. Однако в ходе работы замысел писателя существенно расширился: появились новые герои, отодвинулись временные рамки. В результате был написан роман-эпопея, работа над которым заняла у Толстого почти 7 лет.

Тема – Центральная тема произведения – историческая судьба русского народа в Отечественной войне 1812 года. Также автором подняты темы любви, семьи, жизни и смерти, долга, войны.

Композиция - Роман состоит и 4 томов и эпилога, каждому тому соответствует определенный временной промежуток. Композиция романа отличается чрезвычайной сложностью и многослойностью.

Жанр - Роман-эпопея.

Направление – Реализм.

История создания

В 50-х годах 19 столетия у Льва Николаевича возникла идея написать повесть о декабристе, вернувшимся вместе со своим семейством из Сибири. Эта задумка настолько увлекла писателя, что он стал все глубже проникать во внутренний мир своего героя, искать мотивы тех или иных его поступков, докапываться до истины. В результате возникла необходимость описать всю жизнь героя, начиная с ранней молодости. Так временные рамки произведения были смещены почти на полвека назад, и сюжетная линия взяла свой отчет с 1805 года.

Неудивительно, что столь глубокое погружение в жизнь главного героя потребовало расширения и значительного увеличения главных и второстепенных героев.

«Три поры» – таковым было рабочее название произведения. По замыслу Толстого, первая часть или пора описывала жизнь молодых декабристов, вторая - восстание декабристов, а третья - их амнистию и возвращение из многолетней ссылки домой. В конечном итоге Лев Николаевич решил направить все свои силы на описание первой поры, поскольку даже этот временной промежуток потребовал от него колоссальных усилий и времени. Так, вместо обычной повести писателем был создан монументальный труд, настоящая эпопея, которой не было аналогов во всей мировой литературе.

История создания «Войны и мира», занявшая у Толстого почти 7 лет, явила собой пример не только кропотливой работы над характерами героев и их взаимоотношениями, но и полного погружения в историю России. Толстой самым тщательным образом изучал мемуары участников и свидетелей наполеоновских войн, а для описания сцены Бородинского сражения некоторое время провел в Бородино, где лично собирал достоверную информацию.

На протяжении всей работы над романом, Лев Николаевич с большой долей критики относился к проделанной работе. Так, в стремлении создать достойное внимания произведение, им было написано 15 различных вариаций начала романа.

Перед публикацией автор переименовал свое произведение. Смысл названия «Война и мир» заключается в том, что автор на примере не только разных персонажей, но и разных социальных слоев общества хотел показать контраст между мирной жизнью и тем, как она изменилась в годы войны.

Тема

Среди множества тем, освещенных автором в романе, одной из важнейших является историческая судьба всего русского народа в период военного лихолетья. Лев Николаевич всегда критиковал любые войны, поскольку в дальнейшем они становились причиной серьезных проблем в социуме.

Люди, оторванные от привычных занятий и вынужденные убивать себе подобных, навсегда меняли свое мировоззрение. Как следствие, всей нации наносился огромный, непоправимый нравственный ущерб.

Военные действия стали прекрасным фоном для развития такой животрепещущей темы как истинный и ложный патриотизм. Война 1812 года имела огромное значение в объединении всей нации в общем патриотическом порыве - изгнать врага со своей земли. В этом были солидарны и многие представители дворянства и простой народ. Все герои романа, так или иначе, прошли проверку 1812 годом, и получили нравственную оценку своих действий.

Все свои чаяния и надежды Лев Николаевич вложил в основную мысль произведения - каждый человек должен жить интересами своего народа, стремиться к истинной гармонии, позабыв о жажде наживы или карьерных амбициях. Любовь к родине, добрые помыслы, единение с народом - то, чему учит произведение.

Смысл романа заключается в «народности», поскольку именно народ есть движущая сила и величие нации.

Композиция

Проводя в романе «Война и мир» анализ произведения, необходимо отметить сложность и многоступенчатость его композиционного построения. Не только роман, но даже каждый том и каждая глава имеют собственную кульминацию и развязку. В книге теснейшим образом переплетены главные сюжетные линии, многие персонажи и эпизоды противопоставлены друг другу.

Произведение состоит из 4 томов и эпилога, и каждой из частей книги соответствует определенный временной промежуток.

• 1 том (1805 год) - описание войны и главных героев, наполненных честолюбивыми мечтами.
• 2 том (1806-1811 год) - отображение проблем и сложных жизненных ситуаций, в которых оказался каждый из героев романа.
• 3 том (1812 год) - полностью посвящен войне 1812 года.
• 4 том (1812-1813 годы) - наступление долгожданного мира, с приходом которого происходит прозрение главных героев.
• Эпилог (18120 год) - повествование о дальнейшей судьбе центральных персонажей.

Главные герои

Жанр

Определить жанр «Войны и мира» достаточно просто - это роман-эпопея . Главными его отличиями от других литературных жанров является большой объем произведения, масштаб отображаемых событий и рассматриваемой проблематики.

В жанровом отношении «Война и мир» представляет собой очень сложное произведение, поскольку в нем присутствуют характерные черты исторического, социально-бытового, философского, батального романов, а также мемуаров, хроник.

Поскольку в романе задействовано много исторических лиц и даны описания реальных исторических событий, роман принято относить к литературному направлению реализм.

Тест по произведению

Рейтинг анализа

Средняя оценка: 4.7 . Всего получено оценок: 2432.